— Куда ее вести?
— К Кефа́истосу, чтоб поставил клеймо. Потом отведешь на виноградник и передашь Зантико́месу. Не забудь получить пергамент, что ты сдал ее как надо, иначе ответишь головой.
Стражник подал Роместе знак, чтоб она следовала за ним, и направился к воротам, которые вели в нижний город. Вскоре к ним присоединился еще один стражник, и они пошли втроем.
…Кефаистос работал в маленькой мастерской по соседству с портом. Он отпечатывал на руке рабов знак их владельца. Аристогорес подобрал для своих рабов эмблему с символичным изображением: это был круг, нижнюю часть которого прорезали несколько волнообразных линий, а в верхней был изображен контур чайки. Он считал, что тот, кого судьба приведет в его владения, сам не захочет их покинуть, останется здесь, как остаются птицы, чтобы прокормиться у воды лимана в устье Гипаниса…
— Развяжи ее, Сохме́т, — сказал Кефаистос одному из стражников. — Теперь если и убежит, легко найдете. От этого клейма уже не избавится — может хоть лизать его, хоть зубами грызть…
Он оголил ей руку, приложил раскаленную металлическую пластинку.
Роместа почувствовала резкую боль. Клеймо было ясно видно и жгло нестерпимо. Однако она не выдавила ни стона.
— Терпеливая!.. Ну, все! Приведешь ко мне своего будущего ребенка — и его пометим.
И стражники вывели Роместу на дорогу, мощенную серыми плитами. Они пересекли несколько улиц, спустились в большой овраг с тенистыми ивами и вскоре оказались на берегу лимана. Затем свернули на тропинку, змеившуюся в. зарослях кустов. Где-то впереди слышался рокот волн.
В лучах полуденного солнца почти у самого берега Роместа увидела сады с плодоносящими деревьями и белые дома, увитые виноградом. Они остановились у больших ворот, окрашенных в зеленый цвет.
— Зантикомес! — позвал стражник, которого называли Сохметом. Он постучал копьем в доску и снова позвал. Ворота отворились, в них показался толстый человек с круглым красным лицом, в выцветшей тунике; он опирался на черный посох.
— Принимай товар! — проговорил Сохмет.
— И дай нам чего-нибудь — остудить глотки, — добавил другой стражник.
Виноградники Аристогореса составляли обширный прямоугольник, окруженный забором из колючего кустарника, так густо посаженного, что ни один зверь не смог бы пролезть через него. В центре поместья находился белый дом; от него шли ступени, такие же белые, окаймленные зелеными лужайками. Эта лестница спускалась к самому заливу, где стоял корабль с единственным парусом.
У ворот, через которые они прошли, пряталось в ветвях старых ореховых деревьев строение под черепичной крышей, длинное, с низкими окнами. Здесь были спальные комнаты для прислуги, триклиний[31] и кухня.
Управляющий Аристогореса проводил всех троих в триклиний, открыл сундук, вытащил лист пергамента и написал: «Я, Зантикомес, принял беременную рабыню, которую привел на виноградники стражник Сохмет, ныне в тринадцатый день под знаком Рака, год от основания Рима CMXV[32]». Он расписался; насыпав на лист белого порошка, стряхнул его и протянул лист Сохмету. Потом высунул голову в окно и позвал:
— Ракия!
В дверях показалась седая рабыня в хитоне.
— Принеси солдатам вина и еды.
Пока Ракия хлопотала на кухне, он оглядел стоящую перед ним рабыню с золотистыми волосами. Она была босая, с непокрытой головой и смотрела в пол. Сквозь вылинявшую рубаху проглядывал округлый живот.
— Как тебя зовут? — спросил управляющий. — Из какого ты рода-племени по родителям? Давно беременна?
Роместа молчала, и его вопросы повисали в воздухе.
— Зря тратишь слова! Она ведь варварка и не понимает тебя, — проговорил Сохмет.
— Дай-ка нам еще вина, Зантикомес, — попросил другой.
Стражники проголодались — ели наперегонки и осушали кувшинчик за кувшинчиком.
Когда они, веселые, пошли, обнявшись, назад, ноги их заплетались.
— Эй, вы, растяпы! — прокричал им управляющий. — Пергамент забыли! — Он сунул его Сохмету в руку и проводил, закрыв за ними ворота.
Вернувшись в триклиний, Зантикомес снова кликнул Ракию:
— Позови Аптасу!
Роместа вздрогнула и подняла голову. Аптаса? Знакомое имя высветило в памяти что-то родное и милое сердцу.
Управляющий прошел мимо нее. О н шагал тяжело и немного покачиваясь, — было видно, что одна нога у него покалечена. Затем сел на длинную, вдоль всей стены, скамью.
В дверях триклиния показался высокий широкоплечий мужчина с бородой до груди. Гладкие волосы цвета меди были схвачены у лба обручем из лозы. Благородные черты лица, обожженного солнцем, выражали мужество и еще сохраняли свежесть молодости.