Управляющий посмотрел на Роместу и ничего не сказал. Ракия давно сообщила ему, что младенец родился мертвым. Его не слишком беспокоило, так ли это, но весть могла дойти до Аристогореса, — как он будет выглядеть в глазах своего господина? Видно, Ракия его обманула. И эта молодая женщина — тоже.
«Подлые рабы», — подумал Зантикомес.
Через несколько дней он позвал Роместу:
— Жрец приказал, чтобы я прислал тебя к нему. Иди и смотри не спутай дорогу, проси пощады за свой ужасный поступок.
— Я ни в чем не виновата и никуда не пойду, — ответила она.
— Не пойдешь по доброй воле — позову солдат, и тебя отведут силой, а наказание будет больше. Доверься сердцу и милости нашего жреца…
Роместа горестно вздохнула и пошла.
Аристогорес сидел на стуле с высокой спинкой. Под его ногами был расстелен большой желтый ковер с красной каймой. В правом углу стояла на треножнике большая амфора с двумя ручками, рядом на столике лежала толстая книга в черном переплете. Перед жрецом выплясывала и пела молодая женщина; легкая ткань чуть прикрывала ее тело, спускаясь с плеч; казалось, она вот-вот соскользнет и женщина останется обнаженной.
Через высокие узкие окна лился золотой свет осени. В левом углу была приоткрыта белая дверь на балкон, через которую виднелся лиман.
Аристогорес, одетый в шелковую мантию, держал в руке бокал и, потягивая вино, слушал пение…
Когда служанка втолкнула в комнату Роместу, он даже не шелохнулся, — казалось, не видел ее.
Она ждала у двери, не зная, что сказать или сделать, опустив глаза в пол.
Жрец допил вино — слуга взял у него бокал — и хлопнул в ладоши. Танцовщица сделала еще несколько движений, поклонилась ему и вышла, легкая как бабочка, обдав рабыню благоуханным ветерком. В просторной комнате воцарилась тишина. Над балконом ворковали голуби.
— Как тебя зовут? — спросил Аристогорес, поднимая к ней глаза, заплывшие жиром.
— Роместа. — За это время она неплохо освоила язык римлян.
Жрец расстегнул мантию на плече и сделал слуге знак уйти. Роместа со страхом ожидала мучений или милости, о которой упомянул Зантикомес.
Прежде чем отправиться к жрецу, она выстирала и заштопала свое платье, выкупалась в холодной морской воде, натерла ноги камешками и теперь стояла перед ним свежая и светящаяся. Волосы ее были подвязаны прутиком красной лозы.
— Дикарка, почему ты убила свое дитя? — спросил Аристогорес, гневно возвысив голос.
Роместа от неожиданности вздрогнула. А потом ей вдруг захотелось смеяться от радости: прошло больше трех месяцев, и никто не узнал об ее Груе. «Если бы Бенилос не брякнул…»
— Отвечай, моя рабыня, как ты совершила эту подлость?
Она закусила губу, склонив голову еще ниже. Потом собралась с духом:
— Я не хотела, чтобы он был рабом, как я.
Аристогорес бросил на нее взгляд, полный удивления:
— Как ты смеешь так отвечать мне?
— Смею, потому что закон этот неправильный. Чем виноват ребенок, который должен остаться на всю жизнь рабом только потому, что мать родила его на твоем винограднике? Лучше смерть, чем такая жизнь!..
Он помолчал немного, потом спросил, уже более миролюбиво:
— Как ты попала на виноградник?
Роместа посмотрела на него с недоумением. Он ведь сам купил ее тогда в агоре, потому что ему приглянулся кинжал Алученте.
Теперь кинжал, который приносил одни несчастья, висел у него на поясе. Заметив его, она в испуге замолчала.
Жрец изобразил на лице лукавую улыбку. Подошел ближе.
— За твой низкий поступок тебя надо бить палками и заковать в цепи. Но ты молода и красива, и я не хотел бы обезобразить эту красоту. Я постараюсь забыть твою подлость…
Он взял ее за руку и потянул за собой. Роместа шла, не понимая, пока не сообразила, что он ведет ее к кровати под балдахином. В следующее мгновение она остановилась и вырвала руку из его ладони. Аристогорес схватил ее за другую, пытаясь обнять за талию.
— О богиня Бендис, пощади мою душу! — вскрикнула она и выхватила свободной рукой кинжал у него из-за пояса. Рука описала в воздухе дугу.
— Спасите! — закричал в страхе жрец. Больше он ничего не успел произнести. Покачнулся, как дерево, и громадное тело рухнуло на ковер.
Один из слуг возник на пороге с безумными глазами и тотчас исчез. Где-то внизу послышался его голос, полный ужаса:
— Спасите! На помощь!
Во дворе поднялись крики. Приближались шаги. Роместа повернула голову к двери, не зная, на что решиться. Крепче сжала рукоять кинжала. Заметив дверь на балкон, бросилась туда. Посмотрела вниз: высоко. Под балконом росла ель, казавшаяся черной при свете солнца.