В центре площади слышались крики и ругань. Огромное пламя выхватывало из темноты фасад здания суда.
Бастобалос и Хорат направились туда.
Остроносый грек в изъеденной молью шерстяной шапчонке кричал:
— Бандиты! Головорезы! Бараньи головы! Только это и можете! Ради двух моих коз проливали ваши товарищи кровь? Порази вас Зевс молнией! — Он зло сплюнул и пошел к своей хибаре.
Сидевшие вокруг огня жарили куски мяса на остриях копий; смеясь, они пригласили Бастбалоса разделить с ними трапезу.
— Хорошо откормил коз, молодец! — шутливо хвалили они грека.
Бастобалос узнал тех, кто сидел вокруг огня. — это были Севт, Рату и другие во главе с Дзидой, которого они выбрали вожаком.
— Поешь с нами, ты ведь тоже, верно, проголодался. — Рату протянул ему кусок мяса.
Аппетитный запах щекотал ноздри. Давно он не пробовал такого лакомства… Бастобалос разделил кусок пополам и протянул половину Хорату.
— Рату, приведи еще козу! — крикнул Дзида.
Бастобалос остановил его:
— Не нужно. Мы, братья, завоевали свободу, а не право на разбой и грабеж! Знайте это сами и скажите другим. Берите только то, что принадлежит рабовладельцам, потому что оно — наше по праву. А вы позарились на дом этого бедного грека; скажите, в таком случае, что будет говорить о нас завтра городская беднота? Разве поверит нам? Станет помогать?!
— Бастобалос прав, — подтвердил Хорат. — У нас счеты с рабовладельцами и с теми, кто нас угнетал.
— Да мы понимаем, — оправдывался Дзида. — Ты же сам знаешь, Хорат! Мы оба с тобой были пахарями. И потому, что община не смогла уплатить подать тому негодяю из Дувры, попали в рабство…
— Ну, если понимаешь, тогда все в порядке, — примирительно ответил Бастобалос. — Где ваш предводитель?
Дзида показал рукой в сторону агоры. Бастобалос и Хорат направились туда сквозь толпу факельщиков.
Аптаса отослал Гету и Роместу на виноградники и теперь собирал народ полукругом в два ряда, чтобы не мешать остальным вожакам делать то же самое.
— Это ты предводитель Аптаса? — спросил Бастобалос, окинув его взглядом. Перед ним стоял высокий, широкоплечий человек, статью схожий с ним самим. — Я Бастобалос. Спасибо, что дал нам возможность перепилить цепи.
— Мы всегда помогали друг другу, — ответил Аптаса весело. — А если хочешь кого-нибудь поблагодарить, то вот его. — И он показал на Гёрулу.
За поясом корабельщика торчал меч, отобранный у Сикероса, однако это не прибавляло его облику воинственности.
Бастобалос посмотрел на него и рассмеялся:
— Этого? Уж больно замученный старикашка!
Остальные тоже засмеялись, оглядев Герулу.
— Ну, вот еще, явились богатыри! — буркнул тот с обидой. — Хотел бы я посмотреть, как вы выглядели лет десять назад, когда я плавал на своей посудине по Тирасу!
— Не сердись, мореход, скоро у тебя будет корабль, который принадлежал магистрату, и ты заживешь, как император.
— Очень мне нужен твой корабль! — не утихал Герула. — Скажи лучше, что делать вот с этими? — Он показал в сторону пленных.
Бастобалос заметил среди них Сикероса и смешался.
— Вот судьба! — сказал он с удивлением и добавил: — Попался все же, подлец!
— Ну, что ответишь? — снова спросил Герула.
— Сказать по правде, не знаю, что делать с негодяями, — проговорил Бастобалос. Лицо его омрачилось. — Мы пролили уже столько крови… Они убивали нас, мы — их. А теперь, когда у них отобрано оружие, я думаю, нельзя лишать их жизни. Это было бы подлостью: вооруженному убивать безоружного…
— Тогда пусть идут на галеры! — нашелся Герула. — Должны же они искупить свою вину! Или нет?
— Должны, конечно…
Ближе к полуночи Бастобалос отдавал распоряжения вожакам отрядов. Одни должны были отвечать за порядок на улицах и в агоре, другие — во дворце и других общественных местах, третьи — возглавлять караул на крепостных стенах, четвертые — охранять ворота города.
Дзиде и его людям поручили держать под наблюдением жизнь порта. Это было наиболее уязвимым местом города: отсюда отправлялись к дальним землям и прибывали из разных мест корабли. Нужны были глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, сильные руки, чтобы защищать добытую свободу.
Совет вожаков постановил, что пленные должны искупить свою вину работой на галерах.
— Пусть натерпятся, чего мы натерпелись, — говорил Герула.
Отношения между восставшими и населением города постепенно налаживались. Осенние дожди отмыли улицы и площади от крови и пыли. Жизнь, всколыхнувшаяся было до основания, успокаивалась. Возобновилась работа в мастерских, пекарнях, в порту. Открылись харчевни и лавки. Агора наполнялась шумом и ярмарочной суетой.