Оставалось решить, как отправиться — сушей или морем, через Тиру.
В последнем случае корабль Зантикомеса мог сослужить им хорошую службу: он был сработан на совесть, из лучшей сосны. Да и Герула рвался к нему — руки корабельщика соскучились по любимому делу. Но время было тревожное, да и спокойнее все же, казалось им, передвигаться по суше — не так зависишь от непогоды.
На том и порешили — возвращаться в Дувру по суше. Однако отъезд откладывался со дня на день — Аптаса тревожился о Роместе.
— Как она двинется с ребенком в этот долгий путь, полный неожиданностей и опасностей? — в тревоге спрашивал он Герулу.
— Предводитель, — отвечал ему старик, — не мучай себя понапрасну. Женщина, которая пережила час безумия, становится мудрее всех старух и нас с тобой. Она сумеет уберечь себя и свое чадо от всякой опасности, поверь мне. А для дороги у нее простая подготовка: сошьет мешок, посадит в него ребенка и повесит на спину — иго-го, лошадка!
— Неужели правда? — спросил Аптаса с недоверием.
— Тысяча громов, если я вру! — вскричал Герула. — Разве мало женщин перевез я на своей посудине, чтоб не знать их?
Аптаса посмотрел на него с признательностью. Затем сказал:
— Если так, у нас нет особых преград. Объяви поход на послезавтра.
Герула вернулся в триклиний, чтобы сменить рваные одежды на тунику солдата, и велел Роместе и Гете собираться в дорогу. С этого мгновения он становился своего рода интендантом их похода к Тирасу: на него легла ответственность за снабжение людей едой, одеждой, снаряжением. Он пошел к Зантикомесу, который работал на винограднике, и сказал ему, как умел говорить, шутливо и чуть язвительно:
— Открой-ка, друг, склад и подвал. Сделаем еще кое-какие приготовления и уберемся с твоих земель.
Управляющий со злостью посмотрел на него, сплюнул, но пошел открывать.
— Грабьте все, — сказал он. — Не зря же я сделал вам столько добра…
— Тысяча громов! — обиделся Герула. — Мы трудились на тебя, берегли от аланов ваше добро, а тебе жаль нескольких бурдюков вина?!
Аптаса, отдав распоряжение готовиться к уходу, тотчас вскочил на коня и отправился к Бастобалосу.
Тот, узнав, что предводитель пришел попрощаться с ним, помрачнел — его мучили дурные предчувствия. Но он их не высказал.
— Благодарю тебя за помощь и поддержку, — сказал он Аптасе. — И за твоих людей, которые способны на подвиги, тоже благодарю. Конечно, твой отъезд печалит мое сердце. Но я не имею права стоять у вас поперек дороги: да будет так, как вы задумали. Отправляйтесь домой, к Тирасу. Зажгите и там факел вашего возмущения — отомстите тому, кто так зло и несправедливо поступил с вами и столько лет терзал тирагетов. Надо, чтобы и он хоть немного побыл в вашей шкуре! А я об одном прошу: когда дойдете до Тираса, пусть твои отважные товарищи прокричат громко и мое имя, чтобы эхо повторило его и услышали бы леса, холмы и вся наша древняя земля…
— Бастобалос-балос-балос! — сказал Аптаса и улыбнулся.
Они обнялись, как братья. Судьба свела их, она же их и разлучала. У каждого была своя дорога под солнцем.
Глава десятая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Неожиданный удар, нанесенный некогда Аптасе другом его детства Мука-порисом, и годы, проведенные на галерах, оставили в душе и облике предводителя глубокие следы. Тяжкий жизненный опыт научил его многому, а более всего — терпению, мудрости и прозорливости.
Ему достаточно было взглянуть на человека, чтобы увидеть его до самой глубины: он отличал правду от лжи при самых искренних, на первый взгляд, словах и выражении лица. Поэтому люди, собранные в его отряде, были один к одному, сильные, добрые, великодушные.
…Несколько дней они шли по незнакомым местам. Дорога проходила по необъятной, как им казалось, равнине, покрытой кустарником и травами. Кое-где виднелись на горизонте холмы или возделанные нивы скифов-пахарей. То тут, то там на берегах неизвестных им рек и речушек возвышались юрты кочевников, поблизости паслись табуны лошадей.
Иной раз путь маленького отряда Аптасы упирался в озеро или в стену неожиданно возникшего леса. Тогда всадники сворачивали в сторону, обходя препятствия и места, где их могла подстерегать опасность.
Зная, что солнце должно всходить для них всегда с правой стороны, они удивлялись сейчас его непостоянству: то оно показывалось впереди, то сзади, а нередко и с левой стороны, что приводило их в замешательство. Даже корабельщик Герула, повидавший много чудес на свете, диву давался, как быстро и неожиданно меняется местность, вводя путника в заблуждение.