— Разведаем как надо, — заверили воины.
Аптаса кивнул им и направился к Роместе, которая сидела на траве, придерживая коня за поводья, и напевала Груе колыбельную. Он сел с нею рядом.
— Как ты думаешь — идти нам через Яла-чолу или поискать брод в другом месте?
Роместа прервала песню. Мгновение размышляла, не зная, что ответить… Конечно, ей хотелось быстрее добраться до дома и узнать, что случилось после пожарища, учиненного кочевниками. Остались ли в живых Басчейле, мама Ептала, Мирица? Ее мучили думы об Алученте. Тоска по нему и непонятный страх переполняли ее сердце. «Выжил ли он после того подлого удара кинжалом?» — спрашивала она себя не раз.
В памяти возник образ охотника — каким она увидела его впервые на отвесной скале. Прямой, как ель, с луком в руках. Светлый лицом… Она опустила глаза в землю: через какие ужасы она прошла, и что сейчас у нее с ним общего?!
— Нет, — ответила Роместа, покачав головой. — Ищи проход в другом месте…
Аптаса внимательно посмотрел на нее. Он понимал, что творится сейчас в ее душе, и не хотел ни о чем больше спрашивать.
— Решено, милая, — сказал он ласково. — Удобный для прохода путь мы найдем в другом месте. Я хотел только узнать твое желание…
— Теперь ты его знаешь! — неожиданно резко ответила она.
— Не пойму, что с тобой, ты становишься колючкой. — Аптаса улыбнулся, взял лицо Роместы в свои ладони и поцеловал.
Желая успокоить ее и разогнать мрачные мысли, проговорил:
— Не волнуйся, все будет хорошо. Завтра в это время мы подойдем к дому моего отца.
— Если его не сровнял с землей Мука-порис…
— Скоро увидим, — ответил он тем же ласковым голосом.
Всадники решили не разлучаться с конями. Долго пасли их и легли спать с намотанными на руку поводьями. Хорат и Дзида стояли на карауле, будя друг друга в часы, установленные по звездам.
На рассвете вернулись Севт и Рату. Они поведали Аптасе неожиданную весть, поразившую всех как громом. То, что говорили эти двое, казалось им либо бредом, нелепостью, либо страшным проклятием богов. Предводитель, выслушав их, оцепенел. Затем, придя в себя, переспросил:
— Вы сказали, что нашей Дувры больше нет?
— Да, предводитель. Она стерта с лица земли, — подтвердил Севт.
Аптаса провел ладонью по лбу, будто желая отогнать страшное видение. Потом покачал головой:
— Не может этого быть!
Кругом буйно цвели травы. Высоко в небе пели жаворонки. Тем невероятнее при виде этой мирной красоты казалось путникам услышанное. Они тотчас сели на коней, не проглотив ни крошки хлеба, ни глотка вина, и помчались к высокому берегу. В лучах солнца он казался белее мела. И таким же был цвет их лиц…
Остановились, только когда перед ними возник крутой обрыв. Внизу, в долине, змеился Тирас, река, за которой начинались их исконные земли. Стрижи и ласточки кружились над ней, оглашая воздух веселыми криками.
Путники приложили ладони ко лбам, вглядываясь в то место, где должна была, насколько они помнили, стоять Дувра.
— Тысяча громов! — выругался корабельщик и вырвал из бороды седой волос.
Перед ними открылась печальная картина: темно-серое пепелище на месте бывшего города; виднелись лишь обгорелые столбы храма Асклепия.
Гадая о том, что за проклятие обрушилось на их землю, путники сошли с лошадей и, взяв их за поводья, стали спускаться по заброшенным тропам к воде.
В горловине реки у Долины Змей, где был порт и бросали якоря корабли тирийцев, вода шумела глубоко и спокойно, будто в мире ничего не случилось.
Аптаса, понукая лошадь, вошел в реку. Остальные последовали за ним. Плыли, гребя одной рукой, в другой держали над водой одежду и концы поводьев.
На берегу осталась только Роместа. Она раздумывала, как ей переплыть реку с Груе на руках.
Видя, что предводитель уже далеко, не стала долго размышлять, выпустила поводья; тунику и постолы сунула в мешок, где сидел ребенок. Подняв его на плечо, вошла в воду.
Лошадь потопталась и пошла за ней.
Посреди реки было довольно сильное течение. Ее стало сносить. Она собрала все свои силы, стараясь удержаться, и тут услышала плеск воды и знакомый сердитый голос:
— Почему не подождала?
К ней плыл Аптаса. Он снял с ее плеча плачущего Груе, и скоро они были на берегу, где остальные уже выжимали воду из одежды, а лошади, фыркая, отряхивались.
Через несколько мгновений все собрались вокруг предводителя. Он не произносил ни слова; лишь смотрел на берег, покрытый белыми плитами, меж которых торчали стебельки проросшей пшеницы. «Значит, в Дувру приходили корабли тирийцев», — мелькнуло в уме.