Вечером того же дня всадники достигли шалашей пастухов. Только они были пусты. Лишь старый пес лежал в сухой траве, около одного из шалашей, лежал не двигаясь, положив морду на лапы.
Аптаса слез с коня и подошел к нему.
Пес почувствовал его приближение, но не сдвинулся с места; лишь приоткрыл немного глаза, будто хотел сказать: «Оставь меня, хозяин. Пришла мне пора умереть, нет больше сил жить на этой земле…» Затем веки его закрылись.
— Гунах, волчище! — обрадовался Аптаса и погладил собаку по голове. Когда-то это был зоркий и сильный пес, с короткой черной шерстью, мощной грудью, носом с белым пятном и шрамом на левом ухе. Он собирал овец одним своим заливистым лаем, а волка подбрасывал лапами вверх и не отпускал, пока не перегрызал ему горло!
Подошел Герула и, взглянув на лежащую собаку, пробормотал:
— Бедняга Гунах!
Пес угасал на глазах. Никто не мог ему помочь. Напрасно они сидели возле него и гладили по клочковатой шерсти. К вечеру Гунах умер. Аптаса и Герула не могли сдержать слез — собака была частью их прошлого. Они зарыли его перед покинутыми шалашами и воткнули на этом месте палку.
Ночь путники провели на опушке леса, около виноградников Дувры. Лазутчики во главе с Хоратом отправились разведать дорогу через лес и поискать следы своих соплеменников.
На другой день предводитель уже знал, что случилось с его городом.
В ту раннюю весну в долину Тираса спустилось воинствующее племя готов. Они стремились добраться до плодородных земель, что раскинулись под созвездием Ориона. Готы прошли через глухие леса, чистые реки и богатые поля венедов, поживились на землях фракийцев и сарматов; дошли до Ольвии, Тиры и других городов на границе Римской империи. Селения, попадавшиеся им на пути, они грабили и сжигали, а жителей брали в качестве заложников и гнали впереди себя, используя как живой заслон в схватках с другими племенами, встававшими им поперек дороги.
— Несчастные мои сородичи, — вздыхал предводитель. — Какие черные дни для вас настали! Со связанными руками вы шли впереди своих врагов, чтоб увеличить их число и быть пугалами, а если придется, то сложить свои головы за них!
— Да, многого мы навидались на своем веку, — проговорил корабельщик, — многого натерпелись. Но это — самое страшное… Что теперь у меня осталось после стольких лет мучений? Сожженный дом, пропавшие дочери, украденный корабль…
— Все это потому, что на нашей земле рождаются такие, как Мука-порис, — подала голос Роместа. Она приласкала Груе: — Ты, сынок, когда вырастешь, будешь сильным и справедливым…
…Хориба встретила их неприветливо — спущенными собаками, кидающимися на лошадей. Ни одного человека не было видно.
Аптаса сделал знак всадникам остановиться — он не хотел входить в селение, бряцая оружием. Они пришли рассчитаться с Мука-порисом; но его, как оказалось, здесь не было, он попал в руки готов.
Эта весть не обрадовала предводителя: он знал, что такое рабство, и не пожелал бы его даже своему врагу. Он хотел совсем другого: пригвоздить предателя взглядом к земле и спросить: «Негодяй, как ты мог не защитить город, который мы берегли со времен наших предков? Почему позволил чужакам разграбить его и сжечь? И за что ты предал меня?»
Собаки не унимались. Самых злобных пришлось укротить стрелами.
Жители Хорибы не узнавали пришельцев, принимая их за чужих. Попрятавшись, натравливали собак и тайно следили за тем, что станут делать всадники, неожиданно появившиеся из леса.
Вдруг собаки успокоились и отошли — на них прикрикнул человек, вышедший из-за высокого плетня. Он шел прямо к ним; борода его торчала, как помело. Штаны были закатаны до колен, ноги вымазаны глиной: видно, он только что месил ее.
— Что желаете, добрые воины? — спросил он.
— Хотим, чтобы вы приняли нас в Хорибу, — ответил Аптаса, слезая с коня. Остальные всадники последовали его примеру.
— Кто вы такие и откуда идете? Когда нам было худо, никто не кинулся нас защищать!
— Мы тирагеты, жили когда-то здесь. Меня зовут Аптаса. Я младший сын Гетиуса, пришел рассчитаться с Мука-порисом.
— Поздно пришел, добрый человек!
Из-за оград стали выходить и другие жители. Среди них был старик, казалось, позеленевший от старости. Он подошел ближе к Аптасе, всмотрелся в него, погладил высохшей рукой коня и проговорил с изумлением:
— Неужели ты и есть наш предводитель, который пропал в Тире?
— Я, дедушка!
— Боже, кланяюсь тебе!.. Так, значит, ты Аптаса, сын Гетиуса… — Он поглаживал свою белую бороду и казался помолодевшим.