Огонь убывал. Люди жарили мясо на копьях.
Потом они веселились, затеяв танец в два ряда — ряд женщин впереди, ряд мужчин сзади. Пели и играли на свирели…
Хорат нашел где-то бубен и ловко ударял в него, приплясывая. Самыми лучшими танцорами оказались Дакос и Гета. Они держали за руки Дзиду и Рату, а эти — двух местных девушек с покрасневшими от волнения щеками, дочерей Одриса.
Аптаса, окруженный стариками, смотрел и слушал. Иногда он смотрел на Роместу и взглядом просил ее сесть рядом. Большего он не мог себе позволить; благодарил судьбу и за то, что видит ее и радуется.
Когда солнце скрылось за лесом, над которым еще летали птицы, Хориба успокоилась. Огонь на поляне погас, жители разошлись по своим хижинам.
Утром следующего дня Аптаса, проснувшись, увидел у себя в ногах старого Хета.
— Есть вопрос к тебе, предводитель, — проговорил старик. — Что думаешь делать дальше? Будешь пасти отары или сядешь на землю пахарем? А может, возьмешь в руки оружие, станешь охранять нас?
— Все буду делать, а почему ты спрашиваешь?
Хет пригладил свою бороду и мгновение пребывал в нерешительности.
— Я еще раз продумал все, предводитель. И вот к чему пришел. У нас нет никакой защиты ниоткуда… Только лес охраняет от чужих глаз. А с другой стороны — открытая дорога прямо к нашему порогу… Если враги отыщут нас, это конец, мы не сможем защититься.
— Но почему не сможете? — засмеялся Аптаса. — Спустите собак и натравите на них!
— Э-э! Так и я думал когда-то… Нам нужна настоящая защита. А Одрис… На него любо смотреть, когда он танцует или играет на дудке; правда, и мастер отменный — сделает тебе какие хочешь глиняные вещи. Нет, я не могу сказать о нем худого слова, но ничего больше он не может делать…
— Старик Хет, — сказал Аптаса, — нельзя от одного человека требовать больше, чем он в силах дать. И если Одрис таков, каким ты его описываешь, он заслуживает только доброго отношения. Что же касается защиты, послушай меня. Оставьте Одриса при его занятиях! Главой общины изберите Хората. Он молод и силен, походил по свету; принимал участие в восстании рабов и показал себя стойким бойцом… Я помогу ему советом и делом. В скором времени Хориба будет иметь хорошую дружину. Враги не посмеют сунуть сюда свой нос. Вот увидишь — тирагеты еще не обессилели! Нас мало, но мы еще крепки духом и оружием!
— Верно говоришь, предводитель! Сделаем, как велишь! — Старик хотел уже уйти, но вернулся. Какая-то мысль еще беспокоила его.
— Скажи, а хижину где тебе поставить?
— Хижину? Какую хижину? — Аптаса с недоумением посмотрел на него.
— Жилье для тебя. Ведь ты наш предводитель, и полагается оказывать тебе почести…
— Забудьте об этом и не беспокойтесь. Хижину я построю себе сам. И овец выращу, и поле буду обрабатывать, и воином стану при надобности. От вас только одного прошу: чтобы вы следовали моим советам и примеру. Это мое желание как предводителя, и я хочу, чтобы его знал каждый сельчанин, а также изгнанники из Дувры или из других мест.
— Понял, предводитель. — Старик склонил голову и вышел.
Аптаса поднялся со шкур, на которых спал, и разбудил товарищей. Дакос был весел и воодушевлен предстоящими делами в Хорибе. Община выделяла ему его долю, а они с Гетой давно любили друг друга и теперь могли зажить одной семьей. Хорат был наконец среди своих, и все его надежды исполнились. А Герула, хоть и был опечален тем, что не нашел ни дочерей, ни корабля, оставался таким, каким был всегда, — добродушным шутником, верящим в свою звезду.
— Вот так-то, предводитель! Придется мне, видно, поднять парус и отправиться искать дочерей и корабль…
— Понимаю твое горе, — ответил ему Аптаса. — Но не отпускаю никуда. Так же, как вернулись мы, вернутся в один прекрасный день и твои дочери. Все возвращаются туда, откуда ушли. Рано или поздно. А корабль… Мы построим тебе другой, лучше прежнего. И не один!..
— Значит, ты хочешь вернуться на берег Тираса?
— Да, дружище! Воздвигнем на развалинах новую Дувру. Из камня, как Ольвию. Может, назовем ее как-нибудь иначе… скажем, Сергидава или… Кракидава[37]. Сменим название, чтобы новый город не постигла судьба старого…
— Радуюсь за тебя, предводитель. Я пойду за тобой.
— И я, — сказал Хорат.
— Нет, — отвечал Аптаса. — Тебе, брат, я благодарен за все, что ты сделал. Теперь знай, что ты мне нужен не в новой Дувре, а здесь. Ты поможешь нам людьми, деревом, повозками…
— Я помогу вам людьми, деревом? Каким образом? — удивился Хорат.
Предводитель загадочно рассмеялся.
— Самым простым. Увидишь…
Тут в дверях хижины Одриса вдруг возник старик Хет. У него был растерянный и встревоженный вид.
— Предводитель, — проговорил он. — Я пришел к тебе с вестью. Твоя женщина с ребенком куда-то делась. Я поселил ее в своей хижине. Но вижу — ее нигде нет, как сквозь землю провалилась. Люди, которые возвращались с пастбищ, сказали мне, что видели какого-то всадника возле леса Рэпчука… Я пошел к лошадям. Среди ваших не хватает одной. Значит, тот всадник, которого видели пастухи, — твоя женщина. Куда ушла и почему, не могу сказать, я ее не обидел…
Эта новость поразила Аптасу в самое сердце. Все его воодушевление и слова, приготовленные для друзей, пропали. «Роместа, Роместа», — тоскою сверлило мозг.
Аптаса давно перешагнул свою молодость, а годы рабства не могли не оставить своей печати на его облике и характере. Другой любви, лучше и достойнее, он не ждал, а отмахнуться и успокоить свое сердце с другой был неспособен. Да и не мог никого больше любить, кроме этих двух существ, таких близких, что казалось, они продолжали друг друга. Первой была Аса-тедис, которая умерла — и воскресла: он видел ее и чувствовал в другой — в Роместе.
И Груе… Груе тоже был как бы его продолжением. Сын дака с Тираса…
— Герула! Друг мой верный, едем!.. Старина Хет, куда выходит дорога, по которой она поскакала?
— Куда же?! На поворот реки, где в добрые времена были твои владения…
— К лощине? Едем!
Он набросил на плечи накидку и хотел уже выйти из дома, когда на пороге появился Одрис и повел их в хижину своего брата, где всех ждала горячая похлебка из ягненка в новеньких мисках, сработанных рукой гончара Одриса…