Теперь отряд отступал медленно, пока возле города не занял позиции для стрельбы. Здесь мы пробыли полчаса, и все стреляли, как могли. Были выставлены пушки, но даже картечный огонь не помогал нам, поскольку, расположившись полукругом, враги предприняли все способы, чтобы не пострадать от нашего огня – они залегли за изгородями, деревьями и пригорками, и в таком положении каждый их солдат мог легко поражать нашу плотную колонну. Мы понесли тяжелые потери, а когда враг приблизился к городским воротам, чтобы отрезать нам обратный путь, мы поспешно отступили в город.
Следует сказать о крестьянах, которые должны были подогнать свои повозки, чтобы забирать раненых, и которые должны были присутствовать с самого начала вражеской атаки. В каждую повозку были впряжены четыре лошади и ее сопровождали четыре человека. Как только началась стрельба, они должны были оставаться с нами. Никто из них не осмелился сидеть на своей лошади прямо: они всем телом вжались в них, а те, кто посреди ужасного шума битвы бросились бежать, позднее были высечены за свою трусость.
За это время, что я был в Линдау, 2-й батальон полка Франкемона, находившийся в Вангене[25] и Исни,[26] в полном составе сдался в плен. После заключения мира мы двинулись в Брегенц – город у Боденского озера. Тем не менее, вход в этот город мог быть небезопасен, и поэтому несколько спустившихся с гор полков вошли в город через боковые, а те, кто шел из Линдау – через главные ворота.
И в самом деле, полк Лилиенберга некогда прежде уже был вынужден раз бежать из этого города после его завоевания. Это случилось таким образом: в то время как солдаты грабили дома и кладовые, противник вошел в город и по трем узким ущельям вывел всех жителей в горы. Но в тот раз враг не воспользовался своим преимуществом. Вместо того чтобы атаковать наших солдат, они, перекрыв все выходы из города, могли их всех взять в плен. А вместо этого они только стреляли вниз с гор по убегавшим солдатам, даже не потрудившись занять лучшие позиции для обстрела.
После входа в Брегенц, солдаты полностью вышли из-под контроля. Подвалы были взломаны, и вино из них выносили ведрами. Даже оставались несколько бочонков, брошенные убегающими. Все жутко напились, пока, наконец, строгий приказ не положил конец всему этому. Особенно много мы пили очень густого красного тирольского вина, и у нас было всего в изобилии. Но когда настал новый день, и все перешли на свои квартиры, все стихло, и имущество граждан было вне опасности.
Я прожил там почти три недели в доме трубочиста, вместе с девятью другими солдатами. Мы ни в чем не испытывали недостатка, много вина и вишневой наливки. Спустя три недели мой полк был переведен в Дорнбирн[27] – большой торговый город, расположенный в Рейнской долине между Швейцарией и Тиролем. В этом городе я остановился в доме скорняка, который сам по-прежнему был с повстанцами. У его жены был маленький ребенок примерно восьми месяцев. Этот ребенок был удивительно красив, и я испытывал огромное удовольствие, играя с ним.
Однажды я дал этому ребенку немного водки. Потом еще и еще, и постепенно ребенок немного опьянел и стал таким веселым, что мне пришлось его придерживать, чтобы он не упал с подушки – было очень весело, и не причинило ребенку никакого вреда. Я прожил еще около трех недель в этом доме, и жители деревни были очень дружелюбны.
Некоторые семьи в этой и окрестных деревнях имели служанок из Тирольских Альп. Эти служанки имели особенно примечательные платья. Платья были сшиты из цельного куска ткани, и состояли из черной юбки с множеством складок и лифом. На голове они носят большие и круглые, как пчелиные улья черные шапочки, которые также имеют множество складок. У этих горничных особенно красивый нежно-розовый цвет лица, который, как говорят, получается из-за постоянного употребления молока и сыра. Мне не удалось много пообщаться с ними, поскольку они стеснительны и не очень разговорчивы. Они показали это даже по отношению к более порядочным солдатам, что я знал из опыта, так как в моем доме, где я остановился, было две таких горничных. Часто случалось, когда они сидели за трапезой, я прилично шутил с ними, но они выпрыгивали из-за стола и выбегали из комнаты, и трудно было заставить их вернуться вновь.