Что касается плодородия этой области, то там не так много ржи или немецкой пшеницы, или других зерновых. Однако в хлебе, как правило, ничего, кроме зерна. Когда ты смотришь на хлеб, кажется, что он сделан из лучших зерен. Однако когда ешь его, можно заметить, что он довольно грубый, тяжелый и сырой. Дерево здесь не дешевое, и во всей долине Рейна жители копают торф, то есть, серовато-красный дерн. Они режут его, а потом сваливают и сушат на солнце, что бы потом жечь в печах вместо древесины.
В течение всего этого времени, от весны до осени, мы видели вокруг себя только заснеженные горы. И когда шел дождь, и даже в самую невыносимую жару в августе, было видно, что вершины гор всегда покрыты снегом.
В октябре мы отправились домой. Наш путь пролегал через Ванген, Равенсбург, Альтдорф и Вальдзее, а оттуда в Биберах,[28] где мы все должны были оставаться в течение некоторого времени, находясь на квартирах в окрестных деревнях. Меня поселили в доме зажиточного крестьянина, который жил со своей сестрой-монахиней. Поскольку по определенным дням я читал книги, монахиня заметила это и спросила меня, почему я всегда такой задумчивый, когда читаю. Я ответил ей, что обстоятельства моего прошлого дают мне повод для размышлений.
Я всегда старался быть дружелюбным и смог заинтересовать ее, поэтому, и она стала расспрашивать обо мне других солдат. Я решил, что если уж я начал так, то в таком же стиле и продолжать. Я попросил всех моих товарищей называть меня «Миллер», а иной раз – «Вальтер», а порой и – «Капуцин». Так они и поступили. Однажды монахиня сказала мне: «Теперь я знаю, откуда ваше благочестивое желание читать. Вы смело можете признаться мне в этом». И тогда я уступил и сказал ей, что мой брат был священником, а я монах-капуцин, что я уже дал обет целомудрия, а также то, что мое настоящее имя – Миллер, а не Вальтер, которым некоторые недоброжелательные солдаты называли меня. И, в конце концов, я сказал ей, что доказательство тому – моя борода, которую я тогда носил.
С того момента эти благочестивые люди стали еще благосклоннее ко мне, монахиня рассказала мне всю свою историю, в общем, меня ставили выше других солдат настолько, что порой старик даже плакал немного. Особенно при прощании, когда я уходил, он плакал вместе с другими, умоляя меня – если я действительно люблю их – я сообщать им о своей будущей судьбе, даже из самых отдаленных мест. Они даже хотели сопровождать меня в течение нескольких часов.
Прошли 1810 и 1811 года. Я жил в доме моего крестного, мастера-строителя Хафеле, трактирщика из Эльвангена, когда разгорелась новая война.
ГЛАВА III
КАМПАНИИ 1812–1813 гг.
В январе 1812 года, я был вызван в гарнизон Шорндорфа. Отсюда наш путь пролегал через Кальв, Вюстенрот и Эринген. В окрестных деревнях около Эрингена полки стояли четыре или пять дней, пока в Эрингене не закончилась их инспекция. Оттуда полностью укомплектованные корпуса прошли через Кюнцельзау, Мергентхайм,[29] Вайкерсхайм, а также Вюрцбург, где преобладали слухи, что нас отправят в Испанию на кораблях через Балтийское море. Хотя такая перспектива и не казалась весьма радостной, я и все солдаты были очень веселы, пели и танцевали, тем более что везде в этой местности и квартиры, и еда, и выпивка были очень хороши, особенно из-за наличия тут больших запасов вина, так что в день отъезда у каждого из нас имелся солидная фляга, доверху наполненная вином, а карманы битком были набиты печеньем. Кроме того, вид красивых, окруженных виноградниками, фруктовыми садами и возделанными полями деревень на обоих берегах Майна, радовал нас и поддерживал в хорошем настроении.
Примерно в середине марта, армия продолжала свой путь через Саксен-Кобург, где начиналась лесистая и гористая местность – особенно много было сосен. Проходя через горы, мы вышли в долину, которая вела в Тюрингский лес. Через каждые двести или триста шагов[30] по этой долине нам попадались маленькие лесопилки, а между ними – маленькие хутора. Когда же долина повернула направо, мы продолжили марш налево, через сам Тюрингский лес в Саксен-Веймар. В этом огромном лесу, еще лежал двухфутовый[31] снежный покров, хотя в других местах нашего марша, его не было. В середине леса находился охотничий парк, огражденный сплошным дощатым 12-ти футовым забором, вдоль которого надо было идти примерно штунде. Город, в котором мы провели ночь, находился примерно в 1-м штунде ходьбы по долине. Выйдя из Веймара, мы снова взяли левее, прошли через несколько городов, лежавших на нашем пути в Лейпциг, и в апреле мы пришли в Лейпциг.