Другие летописи сообщают об этом походе гораздо более кратко. Рассказ Типографской летописи, по-видимому, представляет собой сокращение и обобщение текста Московской36. В Устюжской летописи сообщаются интересные подробности: «Воеводы судовые нелюбы держат промеж себя, друг под другом ити не хочет: и передумав, да поставили себе воеводу от середних бояр Ивана Дмитриевича Руна». Рассказывая далее о «безвестном» для татар появлении русских под стенами Казани, летописец возлагает на Ивана Руно вину за то, что город не удалось взять: «Он поноровил татарам… отбил рать от ворот городных прочь, а сам велел трубити во многие трубы, и татарове, заслышаша, нарядились»37.
Перед нами, таким образом, две основные версии волжского похода 1469 г. — московская (с кратким вариантом в Типографской летописи) и северо-русская (Устюжская летопись). Критический характер известий Устюжской летописи не вносит принципиальных расхождений в изложение событий между обеими основными версиями.
Несмотря на первоначальный успех, приведший к освобождению пленных (что само по себе имело далеко не маловажное значение), волжский поход 1469 г. закончился в конечном счете неудачей: Казань взять не удалось и судовой рати пришлось отступить с боями к Нижнему. Обращает на себя внимание переплетение старых и новых черт военной организации русских, ярко проявившееся в этом походе. Сбор войска происходит централизованным порядком: полки со всех сторон стягиваются к Нижнему в назначенное время. Во главе войск стоит воевода великого князя, который действует по его письменной директиве («грамоте»). Но дальше происходит нечто непредвиденное, нарушающее заранее разработанные планы великого князя. Рать добровольцев, отправленная под Казань во главе с Иваном Руно, оказывается значительно более мощной, чем на это первоначально рассчитывали. Воевода Беззубцев фактически теряет управление войсками. Выбранный войсками воевода, почувствовав свою независимость, решается прямо нарушить данную ему инструкцию и делает попытку взять Казань. Ему удается освободить русских пленных и сжечь посад, но на большее сил его войска не хватает. Едва ли справедливы упреки в адрес Руна со стороны создателя ермолинско-устюжского источника — взять «изгоном» столицу Казанского ханства было, по-видимому, невозможно. Как показал дальнейший опыт, Казань можно было одолеть только правильно организованной осадой, и лишь один раз, в 1552 г., русским удалось ею овладеть в результате кровопролитного штурма огромной ратью.
В действиях Руна и его войска проглядывают черты ушкуйнической вольницы. Воевода избирается; он действует фактически на свой страх и риск; подчиненные ему отряды («молодые люди») также проявляют недостаточную дисциплинированность, чем ставят в тяжелое положение русские войска во время боя с главными силами казанцев. Сам воевода Беззубцев отправляется на выручку Руна тоже налегке («изгоном»), с недостаточными силами, уже ослабленными выделением из них отряда Руна. На этом этапе похода связь с центром, по-видимому, нарушается: чем иначе можно объяснить доверие, проявленное войсками к рассказу «Касимовой царицы»? Беззубцеву не удается также наладить связь и взаимодействие с северной ратью: «…а от великого князя воевод и от вятчан не бывало… весть».
Что же происходило тем временем на северном направлении? По данным Московской летописи, северная рать, собравшаяся в Устюге во главе с князем Даниилом Васильевичем, придя к Вятке, потребовала от вятчан «речию великого князя, чтобы пошли с ними на Казанского царя». Это требование, однако, было отклонено. Исходя из заключенного в предыдущем году соглашения с Казанью, вятчане заявили: «Изневолил нас царь… нам не помогати… на царя». Непредвиденный в Москве отказ вятчан от участия в походе поставил северную рать в затруднительное положение. Более того, находившийся в то время на Вятке казанский посол дал знать в Казань о движении русских войск и о том, что они идут «не во мнозе». Эффект внезапности был тем самым сразу нарушен, и карты русского командования оказались раскрыты противнику38. О дальнейшей судьбе северной рати сообщают другие летописи.