Черты новой военно-политической организации тесно переплетаются со старыми, архаичными, восходящими к давним традициям минувших веков. Стойкость этих традиций удельной эпохи особенно ярко проявилась в летней кампании 1469 г. и была одной из основных причин ее неудачи. Новая организация еще только начала складываться, еще набирала силы, а старые традиции были еще достаточно живучи. Они проявлялись и в самовольстве воевод, и в относительной слабости политических связей Москвы с окраинами, в частности с Вяткой. С другой стороны, бросается в глаза полная поддержка, оказанная Москве другими городами. Устюжане, которые еще помнят Шемяку, сидевшего два года в их городе, безоговорочно участвуют в трудных походах и кровопролитных боях. Для них, как и для вологжан и жителей других городов Русского Севера, признание руководства Москвы — определяющая линия поведения.
Яркая черта русского военно-политического руководства — большое упорство в достижении поставленной цели, невзирая ни на какие неудачи и поражения. Война ведется в полном смысле слова до победного конца, до полного поражения и капитуляции противника. С точки зрения развития военного искусства можно наблюдать определенные новые черты, в частности попытки предварительного планирования боевых операций и стремление действовать на разных операционных направлениях с общей конечной целью — выходом к столице, основному центру вражеского сопротивления.
Впервые за много десятков лет со времен Дмитрия Донского удалось добиться действительно крупного военно-политического успеха. Произошел решающий перелом в русско-казанских отношениях: Русская земля перешла от стратегической обороны к стратегическому наступлению, с зависимостью от Казани было покончено. Победа над нею — первая победа Руси над страной Джучиева улуса — положила начало коренных перемен в политическом положении Русской земли, в политической ситуации на крайнем востоке Европы. Первая победа над внешним врагом — важный этап в становлении Русского государства.
Глава IV Тучи на Северо-Западе
Ликвидация Ростовского и Ярославского княжений прошла мирно и относительно безболезненно. Удельная старина в этих землях не нашла сильных защитников. Это и понятно — времена изменились, небольшие княжества, мельчавшие с каждым поколением, перестали быть реальной политической силой и исчерпали разумные пределы своего существования. Они не были нужны больше никому — ни горожанам, ни крестьянам, ни основной массе феодалов, за исключением самих князей (да и то не всех) и узкого круга особо преданных им вассалов (кроме тех, кто охотно перешел на московскую службу). Подталкиваемые сильной рукой Москвы, эти дряхлые княжества быстро исчезали и растворялись в составе земель Русского государства.
Совсем по-другому складывались дела на Северо-Западе.
Господин Великий Новгород господствовал над огромной территорией — от Валдая до Белого моря, от ливонской границы до предгорий Северного Урала. Процессы феодального раздробления, разрушавшие старую удельную систему XIII — XIV вв., не коснулись феодальной республики. По-прежнему собиралось вече, решавшее все основные вопросы новгородской политики, избирались посадники и тысяцкие, приглашались или изгонялись князья. Новгородское боярство крепко держало в своих руках все нити политической власти. С тех пор как летом 1136 г. из Новгорода уехал низложенный и опозоренный князь Всеволод Мстиславич (ему предъявлялись обвинения в малодушии на поле боя и в том, что он «не блюдет смерд»), ключевой фигурой в управлении городом и его землями стал посадник. Князья приглашались вечевыми властями для политического представительства и военной защиты города, но их реальная власть была очень ограниченной. Отношения князя с новгородскими властями фиксировались в договорах, которые заключались с каждым новым князем. По существу князь не мог вмешиваться во внутренние дела республики — эти дела были компетенцией посадников и тысяцких, выбиравшихся на вече.
Посадники и тысяцкие сменяли друг друга, но власть боярства росла. К XV в. посадничество стало монополией узкого круга боярских семей. Коренное отличие новгородского боярства от боярства всех других русских земель заключалось в его неразрывной связи с городской и кончанской общинами. В противоположность владимирским и суздальским, московским и тверским боярам новгородские бояре не были членами княжеской дружины и не зависели от милости князя. Опорой новгородского боярина была улица, на которой он жил и на которой из поколения в поколение жили его предки — такие же, как и он, члены общины. Улицы входили в более крупные объединения — концы. Бояре Словенского и Неревского концов, Плотницкого конца и Прусской улицы вели между собой непрерывную борьбу за власть, находя поддержку в своих общинах. Эта-то борьба и составляла основной стержень внутренней политической истории феодальной республики на протяжении трех веков1.