Его размышления прервал стук в дверь.
— Входи! — процедил Зуландра сквозь стиснутые от разочарования зубы.
Пурпурный полог отодвинулся, и на мраморный порог ступил кхитаец. Согнувшись в поклоне, он пропел своим дрожащим голоском:
— Хозяин, госпожа Альцина просит позволения войти.
— Альцина?! — Изумление, прозвучавшее в возгласе, выдало волнение колдуна. — Немедленно приведи ее сюда!
Полог бесшумно опустился и через мгновение вновь раздвинулся, пропуская Альцину. Серый от пыли и засохшей грязи пажеский наряд был разорван. Черные волосы неряшливыми космами разметались вокруг застывшего от напряжения лица. Альцина едва держалась на подгибавшихся от усталости ногах. Отправившись около месяца назад в Мессантию прекрасной девушкой, вернулась она больше похожая на измученную неудачами женщину на закате своих лет.
— Альцина! — вновь воскликнул колдун. — Почему ты здесь? Зачем?
Едва слышным шепотом Альцина сказала:
— Хозяин, позволь мне сесть. Я не могу больше.
— Сядь! — отвечал Зуландра. А когда танцовщица опустилась на мраморную скамью и смежила веки, громко кликнул: — Хиау! Вина госпоже Альцине! А ты, дорогая моя, давай-ка рассказывай, что произошло.
Танцовщица чуть не разрыдалась:
— Я восемь дней скакала без отдыха, даже не останавливаясь поесть…
— Вот как! И что же?
— Я здесь потому, что Амалиус Прокас мертв…
— Это хорошо! — Лучики света заплясали в глубоко посаженных глазах колдуна.
— … Но Конан остался жив! — в отчаянии выкрикнула Альцина.
При этих словах колдун на мгновение потерял самообладание.
— Сэт и Кали! — вскричал он. — Как это могло случиться! Рассказывай все до конца!
Альцина отпила глоток приправленного шафраном вина и торопливо рассказала все, что произошло в шатре Амалиуса Прокаса, — как узнала о Конане, как прикончила старого полководца и как ускользнула от часовых.
— Тогда я решила, что тебе необходимо узнать о чудесном выздоровлении варвара, и отправилась в путь, — заключила она рассказ.
Колдун, гневно сдвинув брови, не отводил взгляда от лица Альцины и, едва сдерживая ярость, проговорил:
— Почему же ты, вместо того чтобы предпринимать столь трудное путешествие, не связалась со мной с помощью талисмана?
— Это было уже невозможно, хозяин. — Альцина беспомощно развела руками.
— Вот как! Почему же? — Его голос прозвучал как удар бича. — Неужели же ты спутала таблицы планет, которые я тебе дал?
— Увы, господин, нет. Еще хуже. Я потеряла обсидиан… я потеряла свой талисман, — закончила она почти шепотом.
Зуландра зашипел по-змеиному:
— Демоны Нергала! Ах ты, дурища! Что за дьявол тебя ослепил! Ты что, потеряла разум? Уж не подарила ли ты его какому-нибудь красавцу? Может, ты там влюбилась, как кошка? Да я предам тебя казни, какую не знал еще ни один смертный! Я развею не только тело, но и самую твою душу, мерзавка! Ты пройдешь все муки, изведанные в прежних рождениях. Во всех — от первого сгустка протоплазмы до червяка и обезьяны! Ту будешь молить меня о смерти, но…
— Прошу, хозяин, дослушай меня до конца, — вскричала Альцина, падая перед колдуном на колени. — Ты же знаешь, мужчины ничто для меня. Я всегда исполняла лишь твою волю. — И, всхлипывая, поведала колдуну, как едва не погибла от рук старого воина и потому не сразу заметила пропажу.
Зуландра вновь закусил губу, чтобы не выдать закипавший в нем гнев.
— Все ясно, — сказал он. — Но тот, кто хочет получить большую награду, не может позволить себе подобную ошибку. Направь ты верно клинок, не случилось бы потасовки и талисман был бы при тебе.
— Но, хозяин, откуда же мне было знать, что он не снимает кольчугу даже в своем шатре! И разве нельзя просто отколоть от зеркала еще один кусочек?
— Отколоть можно, конечно, но наложение заклятия требует столько времени, что война успеет закончиться. — Чародей потер острый подбородок. — А ты уверена, что Прокас мертв?
— Да, хозяин. Я проверила: сердце не билось.
— То же ты говорила и про киммерийца. Ты совершила большую ошибку, Альцина.
Танцовщица в отчаянии развела руками:
— Я всыпала ему столько яду, что на двоих хватило бы! Этот проклятый варвар живуч, как демон пустыни… — Альцина низко склонила голову.
Воздев руки, чародей поднялся, возвышаясь над дрожащей девушкой.