— Гремио! — закричал граф. — Возьми своих солдат и в погоню! Хоть одного, но возьми живьем!
Троцеро вернулся туда, где смятая трава хранила безмолвные следы яростной схватки. Еще раз взглянув на лежащего аквилонца, граф приказал проверить, жив ли враг.
Один из разведчиков спешился, а другой сказал:
— Нет, господин, я сам проткнул его насквозь.
— Он мертв, — подтвердил первый, на минуту склонившись над телом.
Троцеро выругался:
— Нам позарез необходимо кого-нибудь допросить.
— Смотрите! Тут один из их пленников! — воскликнул, разведчик, опускаясь на колени рядом с нагим существом, бездыханно лежащим поперек упавшего дерева. — Наверное, его задело копытом во время свалки.
Троцеро в задумчивости прикусил нижнюю губу.
— Наверное, — машинально повторил он, а потом добавил: — Значит, это и есть тот самый сатир из деревенских сказок.
Тем временем сатир, маленькие кулачки которого были связаны тонкой веревкой, пришел в себя, увидел перед собой страшных, огромных всадников и кинулся было наутек. Но стоявший тут же разведчик быстро ухватил конец свисавшей с шеи веревки.
Троцеро спросил:
— Скажи, умеешь ли ты говорить, лесное создание?
— Ага. Хорошо говорить. Хорошо на моем, чуть-чуть на твоем, — ответил пленник с неимоверным акцентом. — Что ты сделать мне?
— Это решит наш главный воин, — ответил Троцеро.
— Не резать глотку, как другие?
— Лично у меня нет ни малейшего желания резать тебе глотку. С чего ты взял, что это кому-то нужно?
— Нужно. Для колдовства.
Граф покачал головой.
— Понятно, — сказал он. — С нами этого можно не бояться. Однако придется отвести тебя в лагерь. Есть у тебя имя?
— Я Гола, — ответил сатир тихим голоском.
— Ну, Гола, придется тебе сесть на лошадь позади одного из моих людей. Понимаешь?
Сатир опустил глаза:
— Я бояться лошадь.
— Придется потерпеть, — ответил граф и сделал знак первому разведчику.
— Ну-ка давай, — усмехнулся разведчик и одним махом поднял легонькое существо. Снял с шеи веревку, крепко привязал один конец к седлу, а другим обмотал сатира вокруг пояса. — Так будет надежней, — хмыкнул солдат и вскочил в седло.
Разведчики, посланные в погоню, увидели только спины аквилонцев, как раз въезжавших в ущелье под Зубом Великана. Побоявшись засады, воины вернулись ни с чем.
Немного погодя граф Троцеро уже рассказывал о лесной стычке в шатре, где собирались все вожди повстанцев.
Конан осмотрел пленника и сказал:
— Похоже, эта веревка режет тебе руки, друг Гола. Нам она ни к чему.
Он достал из ножен кинжал и подошел к сатиру, который забился в смертельном ужасе и закричал:
— Нет-нет! Не режь! Человек обещал! Не тронь глотку!
— Не нужна мне твоя глотка! — рявкнул Конан и сгреб одной рукой кулачки сатира. — Я не сделаю тебе ничего дурного. — Он перерезал веревку и отвернулся, а сатир, всхлипывая, принялся растирать пальцы.
— Ну что, так лучше? — хмыкнул Конан, сел за грубо сколоченный стол и похлопал по скамье, приглашая сатира сесть рядом. — Скажи, любишь ли ты вино, друг Гола?
Сатир улыбнулся и кивнул.
— Конан! — воскликнул Публий. — У нас вина только два меха! Мы все пьем пиво.
— Неважно, — сказал Конан. — Нам нужно именно вино. У немедийцев есть поговорка: «Истина в вине». И я намерен сейчас это проверить.
Публий обменялся взглядами с Троцеро и Просперо. Конан мгновенно проникся симпатией к этому диковинному созданию. Словно пожалел несчастного сатира, вырванного из своего леса безжалостной рукой цивилизованного человека, чьи поступки и мысли были для него непостижимы.
Сатир опорожнил целый мех вина, поведав в перерывах между глотками, что наверху стоят две когорты королевской конницы. Но не сразу на выходе из ущелья, а чуть подальше, на расстоянии двух-трех полетов стрелы — может, в четверти лиги. Они появились на плато несколько дней назад и все это время охотились за лесными сатирами. Каждый день отряд охотников спускался вниз и обшаривал лес поблизости от ущелья. Тех, кого удавалось поймать, охотники тащили живьем в свой лагерь, а там, связанных, запирали в сложенном из бревен доме.
— Мой народ уходить теперь от Зуб, — грустно заметил Гола.
Оставив без внимания это странное замечание, Конан спросил:
— А почему ты решил, что людям понадобится для колдовства кровь твоих сородичей?
Сатир бросил на Конана исподлобья долгий взгляд.