После того, как спасаешь живого человека из-под завалов спустя две недели, когда даже самые оптимисты начинают говорить о том, что уже пора заканчивать поиски, начинаешь верить в чудеса. После того, как находишь выжившего после наводнения среди обломков рухнувшего здания, почему-то не раздавленного тяжелыми бетонными плитами человека, начинаешь верить, что подобное не может произойти случайно. Слишком мала вероятность, что здание обвалится именно таким образом, а человек окажется именно в том месте, где обломки помешают друг другу. Николай не считал себя верующим, но иногда только таким образом и получалось объяснять случаи со спасенными. И всегда он был уверен, что такие люди спасены для того, чтобы сделать нечто очень важное.
И в своем случае он убежден, что не зря сюда попал. Противное сосущее ощущение, словно забыл что-то важное и оно теперь вертится на границе сознания, цепляясь за язык, но никак не способное сформироваться в понятные слова, продолжало терзать мысли. Николаю казалось, будто ему говорили нечто важное, но кто и что именно сказал, никак не мог вспомнить. Хотя в этом плане ощущения Люция были еще сложнее. То и дело вспыхивающие, но быстро исчезавшие, они оставались бессмысленными, в душе проявлялись только отблески его настоящих эмоций. Удивление, гнев, ярость, страх и многое другое — все перемешалось вместе в человеке, в теле которого внезапно оказалось сразу два сознания.
— Центурион! Сюда! — Гонец взбежал по каменной лестнице и обернулся, взмахнув рукой, но именно в этот момент одна из вражеских стрел пробила ему лицо. Солдат даже не вскрикнул, только взмахнул руками и повалился на спину, скатившись кулем по ступенькам обратно вниз.
Николай перехватил щит поудобнее и нервно вздохнул, но все равно ступил на лестницу. Теперь был не самый подходящий момент для того, чтобы думать, насколько правильно поступаешь. Мысленно он напомнил, что этим людям важен именно его пример и здесь уже нет значения, кто именно с ними — пришелец из другого мира или Люций Титус, их настоящий командир. Им нужен кто-то, кто будет вести их вперед, чтобы не сломаться окончательно, и воспитание Николая не позволяло ему предать всех их ради мимолетного чувства страха, требовавшего развернуться и бежать отсюда как можно быстрее. Упрямо стиснув зубы, он бросился наверх.
Часть надстройки над аркой ворот горела. Меткое попадание снаряда катапульты огнем залило деревянную крышу, но тушить пожар было некому. Солдаты были слишком заняты боем, потому пламя расходилось все дальше, и дышать здесь тяжело от запаха гари и густого дыма, стелющегося по земле.
На галерее стены стояли лучники и легионеры, обстреливавшие варваров на площади и не позволявшие им перебраться через зубцы наверх. Новая атака была сильной, многочисленной, но плохо организованной. Они только то и делали, что давили массой, пытаясь завалить защитников трупами, чтобы по ним пробраться дальше. Не было особой нужды целиться в эту перевшую по улице массу, любая стрела так или иначе находила себе цель.
Варвары ревели боевые кличи и размахивали оружием, перескакивая через тела мертвых собратьев и торопясь присоединится к общей свалке перед воротами. У них не было ни понятия строя, ни какой-либо униформы. Николай видел только звериные шкуры, боевую раскраску на голое тело и грубые шлемы и щиты с намалеванными на них языческими символами. Страшнее звучали только их боевые барабаны, гремевшие где-то совсем рядом, но скрытые от глаз. Среди воинов поднялся даже их жуткий штандарт из человеческих костей с зубастыми черепами. Его украшали какие-то рваные тряпки непонятного цвета, развевающиеся на ветру. Державший его дикарь почти сразу повалился со стрелой в груди, но его собрат подхватил древко, не давая ему упасть.
Квинт сидел в уголке возле лестницы, прислонившись к пустым ящикам, и тяжело дышал. Стрела с длинным зазубренным наконечником вошла точно под руку, в уязвимое место, не закрытое нагрудником. Центурион побледнел, из уголка губы стекала дорожка кровавых капель, даже дышать ему тяжело было. Рядом с ним возился лекарь, не зная, с какой стороны подступиться, чтобы вытащить стрелу и при этом не разорвать рану еще сильнее.