— А ну цыц! — Дага только и успел, что перехватить ее руку прямо в воздухе да подивиться внезапной прыти, с которой девушка перешла в наступление. Та не растерялась и поднырнула ему под локоть, почти без всяких усилий вырвавшись из захвата, будто имела богатый опыт столкновений с противниками больше и сильнее ее самой.
Дага всегда раздумывал дольше, чем делал, поэтому он так и не разобрал, раздражает его или, наоборот, заводит эта маленькая нахалка с длинными руками, как в многострадальный нос все-таки прилетел короткий удар, причем куда более увесистый, чем следовало ожидать от хрупкой девушки.
Будь на месте Даги кто-нибудь другой, обладающий столь же могучим сложением, но меньшим терпением, ей пришлось бы несладко. Но Дага, воспитанный пятью сестрами, твердо помнил, что поднимать руку на женщину — последнее дело для того, кто хочет называть себя мужчиной. Поэтому он сдержался. Выдохнул сквозь зубы, разжал кулаки и бросился вперед, чтобы стиснуть разбушевавшуюся девчонку медвежьей хваткой. Теперь он как будто начинал понимать того, кто связал ее, и уже недвусмысленно поглядывал в сторону валявшейся веревки, до которой пока не получалось дотянуться. Верткая, как угорь, девица вновь почти ускользнула от него, но платье, будто выжидавшее этого момента, вдруг зацепилось за сук. Она крутанулась на месте, дернулась, отчаянно решив, что ее схватили за ворот, да так и плюхнулась, где стояла. Дага не сумел остановиться, подошвы его сапог проскользили по мокрым листьям — и он повалился сверху, по крайней мере надежно прижимая девицу к земле. Они покатились, ударяясь то локтем, то коленом, а то и затылком о попадавшиеся в траве камни; покатились прямо в сторону чернеющей дыры в замшелом куске камня, к которой вела цепочка не то волчьих, не то химерьих следов, и остановились всего в нескольких шагах. Дага врезался спиной в ствол крупного дерева и чуть не задохнулся, девчонка врезалась в него, окончательно выбивая весь воздух из легких, пискнула и, наконец, ненадолго замерла. Дага, почти ничего не видя из-за облепивших лицо волос, поспешил перевернуться, чтобы подмять ее.
Она шипела ругательства и дергала ногой, но под весом Даги это получалось как-то вяло. Он держал ее за запястья, чтобы не дать ей вырваться, пока сам пытался отдышаться. Его толстая коса расплелась, мешая обзору, под носом стягивалась засыхающая кровь, страшно ныл отбитый бок. И ведь это еще до встречи с хваленым чудовищем! Сама девчонка, впрочем, выглядела теперь не менее помятой… Ее пышный чепец свалился в грязь, открывая с одной стороны отчего-то выбритый висок, на который с макушки падали светлые волосы, а с другой две туго заплетенные косички, уходящие за ухо, которое хоть и имело нормальную человеческую длину, но заметно выделялось острым кончиком. Столь явные примеси эльфийской крови отчасти объясняли ее диковатую натуру — Дага усмехнулся, скользя взглядом ниже, по вытянутой шее, украшенной свежей царапиной. Веселье с него сошло почти моментально, когда взгляд зацепился за порванную ткань платья, под которой теперь просматривалась голая и ни капли не девичья грудь. Дага раскрыл было рот, но не придумал, что сказать, и в растерянности закрыл его обратно.
— Да слезь ты уже с меня, урод вонючий, — потребовал полукровка, слабо барахтаясь.
Он бы и слез, да разум и конечности не успели еще прийти к согласию, чтобы действовать быстро и слаженно, как от них требовалось для перемещения тела. Дага все пытался уложить в голове только что сделанное открытие, когда некто крайне грубо схватил его сзади.
Шорох. Он едва уловил этот звук — даже его собственное дыхание, рваное и сбитое после нелепой потасовки, казалось громче. Даже сопение полукровки заглушало осторожные, почти заячьи шаги за спиной — не то ветер качает листвой, не то башмак приминает траву. И затем, без предупреждения: рука на плече, локоть на шее — умелым крепким захватом, чтобы и не дернуться. Слева, на границе обзора, скользнула тень, подалась ближе и оказалась рослым мужиком, с ног до головы обвешанным оружием. Светлые волосы, широкое бородатое лицо и подбитый лисьим мехом плащ выдавали в нем северянина, а манера держаться — не просто охотника, но воина. Он быстро кивнул тому, кто держал Дагу, и принялся обходить по кругу, настороженно оглядывая ближайшие кусты.
— Ай-яй-яй, — раздалось прямо над ухом, на местном наречии, но приправленное сильным акцентом. — Белка, ну что это опять такое?
Полукровка возмущенно фыркнул. Он, наконец, сумел подняться на ноги, потому что его товарищ оттащил не очень-то и сопротивляющегося Дагу. Хороший наемник всегда должен осознавать момент, когда приходит время придержать храбрость и проявить мудрость — то есть попросту не рыпаться, если расклад сил становится далеко не в его пользу. Он только скосил глаза, стараясь хоть чуточку рассмотреть того, кто все еще удерживал его, да навострил уши.
— Это лучше ты мне скажи, — огрызнулся названный Белкой, потирая исцарапанную шею. — Куда смотрели вы с Бёрном, что мимо вас проскользнула не то что мышь, а такая здоровая свинья?
Вот это уже была форменная наглость — Дага не смог стерпеть и заступился за свое честное имя, насколько у наемника оно может быть честным.
— Вообще-то, я думал, что тебе нужна помощь!
— Долбаный герой. Если бы ты не запутал узлы, мне было бы достаточно просто потянуть за один свободный конец! — Белка сплюнул. — Испортил нам всю засаду.
Дага почувствовал себя почти виноватым или хотя бы отчасти виноватым, но вовремя напомнил себе, что он тут тоже не по грибы пришел.
— Меня наняли, чтобы убить химеру в этом лесу, — выпятив грудь, заявил он. — Думаю, она устроила логово вон в той берлоге, так что…
Они уставились друг на друга. Даже северянин, без сомнения слышавший разговор, отвлекся от разглядывания окрестностей и с удивленным видом повернулся к троице.
— Нам сказали, что это оборотень, — с ощутимым акцентом пробормотали над ухом Даги. И ненадолго воцарилась тишина.
Когда Дага входил в лес, обещанная награда, а точнее, размер оной казался ему впечатляющим, однако при делении на четверых он сразу переставал быть таковым. Судя по всему, остальные думали о том же самом, потому что на лицах их почти одновременно отразилась сначала угрюмая сосредоточенность, затем недоверие и, наконец, презрение. Когда на столе появляется кусок лакомого пирога, делиться им никому не хочется… Впрочем, на этот раз никто не рвался устраивать преждевременные разборки, и Дагу отпустили. Он получил долгожданную возможность увидеть третьего члена шайки и не помедлил оглянуться. Тот оказался смуглым, с прищуренными глазами и наголо бритой головой, в одежде странного покроя, которая дополнялась очень широким поясом.
Как ни странно, именно он и заговорил первым, нарушая неприятную паузу, причем в его голосе слышалась странная беззаботность.
— Как же все-таки занятно вышло, а? Интересно, они сначала наняли тебя, но потом решили, что один ты не справишься, и наняли нас, или сначала наняли нас, но потом решили, что если наймут одного, то смогут заплатить меньше?