— Премного благодарен, пан советник. Ента все равно не сегодня-завтра к Богу отойдет, поэтому этой кличке недолго на земле быть.
Он повернулся к амбалам и сказал:
— Несите ее домой и передайте людям, пусть готовят деньги, да не забывают, что не в красоте имени счастье. Бог каждого по красоте дел его примет.
Господин Кувшинников и пан Станислав кисло переглянулись. Двух клиентов отдокументили по самое не балуй, а в кубышке — блоха на аркане веселится.
Но не успели здоровяки вынести Енту, как Менахем-Мендл снова подарил им надежду.
Он достал из-за пазухи расшитый золотой гладью вздутый кошель и высыпал на стол гору медной мелочи: две тысячи восемьдесят шелегов.
— Можете не пересчитывать, — презрительно сказал он. — Менахем- Мендл слово держит. Здесь ровно пять рублей двадцать копеек.
— Ба! — расплылся в мародерской улыбке Пармен Федотович. — За что ж такая неожиданная милость?
— Не будем тянуть за хвост Ентиного кота, которого у нее все равно нет, — Менахем-Мендл опытными прыткими движениями разложил монеты на три стопки: две одинаковых — побольше, и третью — чуть ли не вполовину меньше. Маленькую стопку он придвинул к Кувшинникову:
— Здесь рубль двадцать за профессиональную фамилию. Мне пышности не надо. Предки мои спокон веков были коганами, и я буду очень счастлив остаться Коганом.
— Ну что вы, реб! — подобострастно завибрировал Щур-Пацученя, споро выписывая документ, чтобы Менахем-Мендл не передумал. — С вашей честностью, с вашим умом вы б и орнаментальную фамилию с честью носили.
— Не все то золото, что блестит, — отрезал Менахем-Мендл.
Пармен Федотович впился взглядом в большие стопки, как цирюльник клещами в больной зуб — конем не оттянуть, и поинтересовался:
— А это подать за кого?
Реб кивком подозвал к себе мальчишек. Те неуклюже подошли и поклонились Кувшинникову.
— За них.
— Зачем? — отхлебнул глоток пейсаховки Кувшинников. — Мы же договорились, что сыновья будут носить твою фамилию.
— Это не сыновья, — пояснил Менахем-Мендл. — Это балбесы.
— Странно даже, что вы таких славных мальчиков прилюдно так оскорбительно ругаете, — вмешался пан Станислав.
— Кого я ругаю? — обиделся раввин. — Самые настоящие балбесы. Вот этот, который слева, — старший. Довидом зовут. А второй, что в носу ковыряется (Прекрати немедленно! Ты бы еще в субботу поковырялся, охламон!) — младший, Иссахар.
— Это понятно, что балбесы. А от нас вы чего хотите? Чтоб мы справку выдали, что они болваны?
— Почему вы их болванами обзываете? Они не болваны. Они очень умные мальчики. Довид уже всю Тору наизусть знает, а Иссахар. Если б вы слышали, как Иссахар псалмы поет! Чистый ангел.
— Реб, — расстегнул Щур-Пацученя ворот форменного доломана, словно ему не хватало воздуха. — Ты сам только что несколько раз назвали их болванами, а теперь обижаешься, что мы согласны с тобой?
— Когда я их болванами называл? — вскочил со стула Менахем-Мендл, позабыв про выдержку. — Не смейте говорить так! Они исключительные балбесы, великолепные балбесы! Любой тесть гордился бы такими балбесами!
— Так пусть тесть и гордится! Ты-то при чем? — привстал с кресла Кувшинников.
— А я и горжусь!
Кувшинников ойкнул и снова повалился на трон.
— Что? Ты хочешь сказать, что выдал их за своих дочерей?
— Да, и горжусь этим.
— Реб, ты понимаешь, что сейчас в государственном преступлении сознался, как последний балбес? В богопротивном деянии?
— Какое богопротивное деяние? Что вы мне голову дурите? Я балбесом был тридцать лет назад.
— Кто кому дурит? Ты заявляешь, что поженил своих сыновей с дочерями, и не видишь в этом мерзости?
— Кто сказал «сыновья»? Я хоть словом о сыновьях заикнулся? Это балбесы. Они мне дороже сыновей. Если бы у меня были такие сыновья, я бы их с радостью балбесами сделал!
Пока взрослые собачились, мальчишки стояли, склонив головы, причем Иссахар не переставал ковырять в носу. Пармен Федотович схватился за голову и взвыл, как волк на полную луну. Пан Станислав тоненько подпевал ему. На этот барочный романс распахнулась завесь палатки, и в щель заглянула пытливая рожа Ярины.
— Что здесь у вас?
— Ярина, — с надеждой повернулся к ней Пармен Федотович, — скажи мне: кто это такие?
— Это? — удивилась Ярина. — Известно кто: балбесы. Про то все знают.
— Как? Все село знает и молчит. Да вас в кандалы надо!
— За что в кандалы? — подпустила в голос чуть-чуть истерики Ярина. — Это хорошие, вежливые балбесы. Хотя, как по мне, они болваны, а не балбесы.