Весь день я провёл в каком-то смутном забытье. Воспоминания то и дело возвращали меня к Мишель, нашей жизни в бункере, путешествию под Солнцем и утреннему разговору. Словно невидимой рукой меня уводило от реальности. Или я сам уходил, стараясь продумать и отдалить разговор с Мишель. В том, что он состоится, я не сомневался. В течение дней, проведённых рядом с Ивоной, я понял, что не доверять и не верить ее чувствам нельзя. Интуиция и видение этой девочки просто зашкаливали, и, возможно, удача, сопутствовавшая нам всё это время, тоже была делом её маленьких рук.
Наш отряд в этот день остался на месте. Чтобы идти дальше, требовалось убедиться в безопасности выбранного пути. Отправились, естественно, мы с Дио. Гост и Ивона остались с протестующей Мишель, но Лантерс сразу пресёк её маленькое бунтарство. Подобную вылазку мы устраивали уже в третий раз за всё время, проведённое в горах. И даже тот факт, что ничего опасного нам ещё не встретилось, не отменяло возможности появления хищников или чего-то более страшного.
Вернулись мы только во второй половине дня. Не обнаружившие ничего сверх опасного, мы просто сверились с картой. Некоторые дороги на полотне расходились с реальными, но в целом ничего не изменилось. Это не могло не радовать, ведь чем меньше мы шли именно по новым тропам, тем больше становился шанс не попасть в ловушку в виде ямы или чего-то ещё, заботливо выстроенного матушкой-природой.
Незаметно подкрался вечер. Солнце ещё не закатывалось за горизонт, но небо уже окрасилось пурпурной радугой. Природа словно затихала. В траве ещё стрекотали кузнечики; ящерки высовывали головы из своих норок, проверяя, не забрела ли к ним «на огонек» очередная добыча; птицы покидали небо, стараясь укрыться от горной прохлады в гнёздах и скальных пещерках-домах.
В лагере стояла относительная тишина. Дио что-то с улыбкой втолковывал сестре, которая, вместо того чтобы слушать брата, улыбалась и шептала на ухо Госту очередные «тайны мироздания». Мишель сидела на отшибе. Рядом с тем местом, где с утра эта мелкая зеленоглазая бестия объясняла мне мое же никудышнее влияние на некоторых сумасбродных девчонок. Случайность ли? Ну, уж нет! Хватит проживать жизнь зрителем, пора исправлять свои ошибки.
Тихо ступая по траве и мху, я подошёл к Мишель. Она рисовала в своем альбоме. Желтовато-белая бумага была испещрена косыми, слишком толстыми и отрывочными линиями карандаша. Закат в горах, да? На моих губах непроизвольно появилась улыбка, не время, но я не удержался. Мишель так и не научилась рисовать. Почти не пыталась, хотя и имела удивительное для меня желание запомнить всё, что её окружало. Запоминать, в основном, не получалось, то карандаш «не слушался», то настроения не было. Сколько бы бумаги не исчерчивал карандаш Мишель, из-под её руки выходила абстракция, лишь отдалённо напоминающая реальность.
- Это ужасно, - я не смог удержаться от колкости, а, если честно, просто не придумал, с чего можно было начать разговор, и сел рядом, скрестив ноги и подобрав их под себя – Дай-ка.
Без разрешения забрав у Мишель альбом и карандаш, я осторожно перевернул лист и на чистой ещё стороне начал выводить линии, изредка поглядывая на мир, стелившиеся предо мной. Девушка сидела, не двигаясь, молча, свесив ноги с утёса, и изредка поглядывая на карандаш в моих руках.
- Я вот не понимаю, - наконец за последние несколько дней я услышал её голос, обращенный ко мне – Как ты можешь рисовать? Так тонко и правдиво, не искажая реальности?
Я лишь улыбнулся, подобным образом у нас частенько начинались разговоры и в бункере, когда мы сидели и рассматривали старые фотографии. Почти всегда после таких просмотров Мишель просила меня рисовать то, что я запомнил. И всегда же удивлялась, получая листок, на котором хаотично располагались маленькие рисунки – уменьшенные копии фотографий или их отголосков.
- Знаешь, - я украдкой заметил, что девушка, слабо и немного вымученно улыбнулась.- – Это так странно. Я никогда не этого понимала. Ни то, когда ты успел научиться держать карандаш, так, чтобы он хотел быть рядом с бумагой, а точнее на ней, ни то, почему ты так редко что-либо рисуешь.
- Я тоже этого не понимаю и не знаю. Только догадываюсь, и, скорее всего, неправильно.
- Этого не может быть. Ты должен себя знать.
- Это прописная истина? - я хмыкнул, раздумывая, как направить разговор в нужное русло – Если да, то я являюсь исключением. Ибо знаю о себе лишь несколько фактов, которые меня почти не характеризуют.
Мишель задумчиво кивнула, словно пытаясь понять и примерить на себя мои слова. Несколько мгновений прошло в тишине.
- Знаешь, всё так изменилось. Просто перевернулось с ног на голову.
Мишель вытянула вперёд правую руку и будто бы провела ладонью по полосе заходящего солнца, прячущегося за облака. Карандаш на мгновение замер в руке, но тут же вновь продолжил свой путь по бумаге.
- Так давай перевернём еще раз? Это вполне реально.
- Я… Я не смогу. Мне всё чаще кажется, что я очень слабая. Глупая девчонка, которая ни на что не способна. Как думаешь, правильно сделала я, уйдя за мечтой?
Я на мгновение задумался, слишком уж велик был соблазн дать отрицательный ответ. Просто так. За всё, что мне пришлось пережить. За то, что ушла без меня. Но нет, это было бы нечестно. Ведь, где-то глубоко в душе, я рад всему этому. Рад покинуть серые стены бункера; рад, что над головой небо, а не железо; рад и тому, что сейчас могу сидеть здесь, находясь на расстоянии половины руки от Мишель.
- Люди, которые идут за мечтами, может быть, и глупцы, но уж точно не слабаки.
- Почему это? – в её голосе за весь наш разговор впервые появилось что-то живое. То, что и должно быть в нём всегда, независимо от обстоятельств. Где-то на дне этого голоса была Мишель, которую мне хотелось видеть сейчас, вместо той, что сидела рядом. Та, «внутренняя девушка», я это знаю, сияла много ярче солнца и могла не задумываться над правильностью совершённых поступков.
- Все просто: слабый человек никогда не решиться идти за чем-то столь призрачным.
- А ты? – она повернулась ко мне и, наконец, я увидел неподдельный интерес на дне её глаз, собиравших в себе весь свет уходящего вместе с солнцем дня. Бог знает, что могло означать таящееся на дне этих омутов, но, это я понял совершенно точно, меня эта бездна чувств отпускать не собиралась.
- А я - это я.
- Почему ты здесь? – Мишель упрямо смотрела в мои глаза, словно пытаясь найти ответы, которых, там не было.
- Я тоже иду за мечтой.
- Очередной дурак, да? – девушка громко рассмеялась, отчего мне показалось, что у костра за нашими спинами зависла тишина, растворившаяся в стрекотании сверчков.
- Видимо, так.
- Но всё же?
Закатное солнце полоснуло по моим глазам, разорвав такой нужный сейчас зрительный контакт, заставляющий не врать и показывающий все, даже самые тонкие, нити будущей судьбы.
– Я не смогу изменить всё сама.
- Я знаю. Но ты ведь не одна. У тебя есть Дио, Ивона и Гост. Они помогут.
- А ты? – девушка смотрит так, будто я могу обмануть. Но нет, такого я сделать просто не в состоянии. Не сейчас.
- И я помогу, не сомневайся, - альбом с рисунками выпал из моих рук, когда я обнял Мишель, притянув к себе. Бумажные листы, в большинстве своем испещрённые всевозможными рисунками, падают на землю.
- Правда?
Хочется ответить «да». Но, кажется, что даже такое маленькое слово может разрушить весь наш предзакатный мир. Я просто киваю, ощущая как старое, загаданное давным-давно и уже забытое, желание обретает плоть, становясь явью. Не удержавшись, сильнее прижимаю к себе Мишель, касаясь губами ее виска. Наверное, всё и вправду сможет наладиться.
***
Несколько минут на утёсе проходят в полном спокойствии. Парень рядом с лагерем разводит ночной костер, девочка играет с громадного вида псом, а Краух и Мишель всё сидят рядом, то и дело обмениваясь ничего не значащими фразами. Но вся эта идиллия продолжается отнюдь не долго. Слышится оглушительный треск и стук падающих камней. По краю обрыва проходит разлом, и сидящие на краю люди просто исчезают, не успев ничего сделать, погребённые под горой камней и песка…