Как странно оказалось человеческое существование, которое раньше было для меня таким простым. Всего в один миг я потеряла человека, так яро хотевшего быть рядом со мной; волновавшегося обо мне и, самое ужасное, потерявшего свою жизнь в стремлении защитить меня. От этого осознания становилось дурно. Вместо свободы, о которой я грезила за железными перегородками бункера, я лишь обрела другие цепи, навсегда уже привязавшие меня к одной лишь улыбке человека, ушедшего в темноту.
Наверное, это было моим наказанием, за противоборство судьбе. Но… Я всё ещё не собиралась сдаваться. Не этой ценой. Я стойко решила, что приму то будущее, от которого с радостью отказалась бы еще несколько недель назад.
За дверью послышались голоса Ивоны и Дио, и, подступившая было истерика, тут же спала на «нет». Я не имела права быть унылой и вялой перед ними. Ведь не одной мне после последних событий было плохо. К кому же я пообещала себе оставить все плохое позади.
- А вот и мы!
Ивка ворвалась в комнату, будто маленький ураган. За ней в дверной проход протиснулся Дио, тащивший несколько тяжелых сумок. Госта не было. Хозяева гостиницы не разрешили ему даже переступить порог их заведения, и поэтому псу пришлось все это время оставаться на улице среди детей и стариков, которым уж очень хотелось посмотреть на «большого зверя гор».
– Представляешь, я такие цветы видела! Они жёлтые, совсем как солнышко, - на этих словах Лантерс неожиданно споткнулся, чуть не угодив лицом в пол. - И такие маленькие. Мы нашли их недалеко от рынка…
Девочка ещё долго щебетала, расхваливая непонятные цветы, я же помогала Дио раскладывать покупки, делами пытаясь унять весь тот ураган, что творился в сердце.
Медленно, за делами, наступил полдень. Ивонка убежала на улицу, играть с соседскими детьми. Она так радовалась новым знакомым, что её заливистый смех был слышен даже в дальних углах гостиницы.
- У неё прилив сил, - я улыбнулась, глядя на то, как дети бегают под окном.
Дио поднял уставший взгляд на меня. В его глазах читалось что-то страшное. Будто он только что увидел смерть, а она помахала ему своей костлявой рукой и улыбнулась.
- Что-то случилось? Паршиво выглядишь, - я подошла ближе, стараясь понять, что же стряслось.
- Те цветы… - он убито прикрыл глаза рукой – Они были фиолетовыми… Понимаешь, Миш? Фиолетовыми!
В этот момент я поняла, что мы слишком долго пробыли в этом городе. Наша двухнедельная задержка была, в основном, из-за меня. Лантерс давал время прийти в себя, кажется, он и сам хотел успокоиться перед дорогой. Единственная, кто всё время не унывал, была Ивона. Она одна всегда улыбалась и говорила, что всё будет хорошо. А теперь… Теперь мы просто не имели права мешкать и задерживаться. Мы просто не могли и дальше рисковать здоровьем девочки из-за своих проблем.
Я осторожно отняла руку Дио от лица. В глазах молодого человека стояли слёзы – он действительно боялся, что сестре может стать еще хуже; боялся того, что многого не сможет исправить.
- Все будет хорошо, - улыбнулась я, повторяя слова Ивоны. Уж не знаю как, но эта девчонка умудрилась сделать их волшебными. Всего одна фраза оказалась способной оживить все, даже самые крохотные, надежды человека – Дио кивнул, сжимая мою руку. Мы оба поняли, куда двигаться дальше.
***
С улицы всё ещё доносились радостные голоса детей. Среди них голос Ивки звучал особенно ярко. Она слишком долго не видела других детей, и даже тот факт, что находились мы в городе сравнительно давно, не мог умерить её пыл в общении. Я была уверена – наша вынужденная остановка была для девочки глотком свежего воздуха. Ивона пыталась быть сразу везде; запомниться и сохранить в памяти лица ребят, ибо никто не знал, когда ещё нам выпадет шанс увидеть город, населенный людьми.
Не так давно Лантерс решил, что из надежных каменных укреплений - стен поселения, скрывающих людей от разного рода опасностей, мы уйдем на рассвете. Сейчас, в самый разгар дня, заполнить документы о выезде (а в городе каждый человек вставал на учет, как только пересекал его границу) практически невозможно. А потому эта процедура была перенесена на поздний вечер.
Весь оставшийся день мы собирали наши пожитки. Некоторые вещи пришлось оставить, некоторые, наоборот, приобрести. Мы хотели двигаться дальше налегке, чтобы как можно скорее достигнуть Эсшерра. Мне и самой хотелось как можно быстрее покинуть этот город. Забыть прошлое, выйдя на свет новых дней.
Сборы сумок затянулись до самого вечера. Всё бы шло куда быстрее, если бы не одно «но» - рюкзак Крауха. Его вещи. Я так и не осмелилась заглянуть туда за эти две недели. Было страшно, будто бы «ариец» мог в любой момент зайти, застукав меня за этим нечестным делом. И всё же я решилась. Мне не хотелось оставлять сумку здесь.
Обычный серый потрепанный временем рюкзак. Кажется, именно с ним Краух и приехал когда-то в наш бункер. Железная, давно потерявшая былой блеск, застежка-молния, грубая ткань. Всё просто, лаконично и… Так похоже на Него. В этом я убедилась, только открыв его. В глаза сразу бросились две детали – большое количество разнообразной мелкой техники вроде фонариков и патронов, которая, я уверена, ранее находилась за стенами бункера, и старый стертый по краям блокнот-тетрадь. Несколько лет назад я дарила его Крауху. Неужели ему было не лень таскать его с собой?
Я осторожно достала его и раскрыла на первой странице. На титульном листе, в верхнем углу, точёным подчерком моего друга красовалась надпись: «Краух Хатрман». Более на этой странице ничего не было. Ни года, ни каких-либо ещё данных. Мне сразу вспомнилось то, что частенько внушал мне парень: «мало ли, к кому могут попасть твои вещи, но о хозяине они не должны сказать ничего стоящего». Следующие страницы не показали ничего интересного, лишь обрывочные записи, выполненные идеальным, как мне казалось, написанием. Исследования, оценка дня. Всё как у всех. И лишь некоторые фразы, вбивались из типичного хода дел, будучи слишком взрывными и яростными. В них виднелся сам Краух. Такой же спокойный, но яро охраняющий то, что было ему дорого.
Так я пролистала весь блокнот и уже хотела отложить его в сторону, когда на последних листах обнаружила меленький тайник. Всего-навсего бумажка, приклеенная к задней стенке тетради, образовывала кармашек, который, как оказалось, скрывал немало секретов.
Рука никак не проскальзывала между страниц, но я всё же изловчилась и извлекла на свет около дюжины маленьких, размером с ладонь, в большинстве своём затёртых листочков бумаги и две фотографии. На обеих были запечатлены мы с Краухом. Первая была сделана через год после его появления в нашем бункере, вторая около полугода назад.
- А я и забыла о них…
- Что такое? – Дио, складывающий другой рюкзак повернул ко мне голову, на что я лишь покачала головой, понимая, что объяснить ничего не смогу. К горлу вновь подступал тугой комок, готовый в любой момент превратиться в истерику, ведь я эти фотографии, со злости на Крауха, и не подумала забрать из бункера. В этот момент я почувствовала себя неблагодарной дрянью. Жаль, что один заносчивый «ариец» не увидел во мне этого. Возможно, тогда ему и не потребовалось бы умирать, да и вообще покидать бункер.
Глубоко вздохнув и кое-как успокоив и без того расшатанные нервы, я вновь обратилась к бумажкам, найденным в тайничке. Это оказались рисунки. Маленькие, но очень чёткие и ясные. Глядя на них, я немедленно узнавала места, виденные мною ранее. Вот, моя комната, а это бункер снаружи; пустыня; часовня города, в котором я встретила Дио; горный перевал… Когда Краух успевал рисовать всё это? Почему за всё то время, что мы странствовали вместе, я лишь раз видела карандаш в его руках? Неужто он рисовал по ночам, на дежурствах?