Собиралась Кира тщательно. Они не виделись давно, и неизвестно, что он думал о ней все это время. Ей хотелось непременно показать, что она хорошо выглядит. Она надела облегающую трикотажную кофточку с открытым воротом, узкую юбку с трикотажными вставками и кожаным ремешком. Долго подбирала макияж и украшения. Когда последний штрих был завершен, Кира вдруг разозлилась сама на себя. «Как дура малолетняя! — думала она, сердито стаскивая с себя одежду. — Я же не на первое свидание иду. Расфуфырилась тут! — бросила она своему отражению. — Кинул тебя парниша, и кинул. Пора уже привыкнуть к этой мысли и не питать иллюзий. А ты на что-то другое надеялась? Если и надеялась, то забудь. Переодеться и немедленно! Еще подумает, что я вырядилась так, чтобы его пытаться вернуть. Да ни за что на свете он от меня этого не дождется! Идиотизм не лечится. Не маленький, сам пусть со своей жизнью разбирается».
Кира переоделась в серые потертые джинсы и такую же куртку, надела солнцезащитные очки и решительно вышла из дому. Даже губы не подкрасила. Алекс ей, похоже, больше не нужен, она ему тоже, а дом встретит и примет ее в любом виде. Лишь бы она его приняла. Мысль о доме вновь нагнала на нее страху. Все-таки это было сегодня главным. Полгода она шла к этому моменту, и ей казалось, что от того, что она получит сегодня, зависит очень многое в ее будущем.
Кира подъехала к знакомому месту и чуть не зажмурилась от неожиданности. Воплощенный в реальности ее сон оказал на нее довольно сильное впечатление. Она даже тихонько ущипнула себя, чтобы проверить, не спит ли она. Такой же невысокий забор вокруг двора, аккуратный вход, отмеченный возвышающейся рядом сосной, зеленая лужайка во дворе и сам дом… Дом абсолютно преобразился. Можно сказать, до неузнаваемости. Но точнее будет сказать — до узнаваемости, потому что Кира узнала его. Да, именно так он выглядел в ее бредовых идеях. Она уже здесь была много раз. Она знала это место, каждой клеточкой кожи она наслаждалась знакомым ощущением. Так бывает, когда после долгого отсутствия возвращаешься домой. Хочется обнять каждый кустик, прильнуть щекой к двери и обнять весь дом. Свой дом.
Алекса не было видно. Очевидно, он ждал ее внутри. Кира медленно прошла по выложенной плиткой тропинке к двери дома, все еще боясь, что реальность рассеется и окажется очередным сном. Она едва ступала, едва прикасалась ко всему. Казалось, что прикоснись она чуть сильнее, все исчезнет, развеется как иллюзия, как мираж. Она постучала, намеренно не нажимая на звонок. Не хотелось трезвонить на весь дом, пугать его своим шумным появлением. Она хотела познакомиться с домом в тишине, без лишних звуков, чтобы ничто не мешало ей прочувствовать его атмосферу.
Алекс открыл дверь и с порога принялся о чем-то деловито отчитываться, показывать бумаги. Кира предупреждающе подняла руку:
— Ш-ш-ш.
Алекс замолчал. Но не обиженно, а так, словно понял ее состояние. Он тихо отошел в угол комнаты, уселся в кресло и предоставил ей время и пространство, чтобы охватить все взглядом, впитать в себя атмосферу дома, комнат, обстановки, цвета. Она растворялась в своей мечте, и никакие слова не могли рассказать ей о доме лучше, чем ее собственные ощущения. Алекс завороженно смотрел на ее счастливое лицо и чувствовал, как у него перехватывает дыхание. Она была так красива в своем счастье! Ему стало даже обидно, что он не является частью этого счастья. Она упивалась своей мечтой и ей не надо было делиться этим ни с кем, даже с ним. Когда-то он тоже жил с ней в этом стремлении к мечте, они вместе делали этот дом, он играл на ее идеях, как на струнах, и черпал вдохновение в ее уверенности, что все получится именно так, как она видела во сне. Ему не надо было спрашивать ее, получилось ли у него уловить ее фантазию. Он видел и без слов, что все именно так.
Пока Кира кружилась по комнатам, гладя стены и порхая пальцами по глади высоченных окон, Алекс перебирал ключи в кармане брюк и думал о том, что видит этот дом в последний раз. Он и сам успел влюбиться в свое творение. Каждую деталь, каждую мелочь он подбирал так, словно от этого зависит самое важное в его жизни дело. Скольких усилий ему стоило не видеться с Кирой, знает только он и Груня, убиравшая за ним бутылки выпитого пива и виски и считавшая дни, гадая, когда же кончится этот черный период депрессии ее мальчика. В чем причина депрессии, ей и спрашивать не надо было. Как говорил устами своего героя-кота Булгаков, «домработницы все знают… это ошибка думать, что они слепые».