Вот только как сделать так, чтобы Мила согласилась поехать с ним в его небольшой уютный домик, стоящий почти на берегу Черного моря, за которым круглый год присматривает пожилая армянская пара, дядя Вассо и тетя Софико?
3.
Маша придирчиво оглядела себя в зеркале: волосы, собранные в гладкий тугой пучок, серый сарафан мешковатого кроя, под ним белая блузка, наглухо застегнутая до самого горла, строгие черные туфли с ортопедическими стельками и большие очки в черной оправе на усыпанном веснушками носу. Как же она не любила эти самые веснушки, ну как у человека с практически черными волосами могут быть веснушки? Это же противоестественно, но у нее были. Бабушка всегда гладила ее по голове и говорила, что ее поцеловало само солнышко, а значит, она обязательно будет счастливой. Вот только счастья все никак не стучало в Машину дверь, а бабушка говорила, что оно просто немного заблудилось, и надо еще подождать. И Маша ждала.
На тумбочке завибрировал старенький мобильный телефон. Девушка точно знала, кто ей звонит, и тяжело вздохнула, этот звонок обозначал начало нового рабочего дня.
– Слушаю.
– Маруся, приветик. Я сегодня задержусь на пару часиков, так что не теряй меня.
– У тебя же на десять записаны Самойловы.
– Так ты сама их прими, там, кажется, вопрос о наследстве, проконсультируешь, а если наметится что-то стоящее, то назначь повторную. Да, кстати, прости, дорогая, но я не смогу за тобой заехать.
– Как обычно, – тихо сказала Маша.
– Что ты сказала, я не понял? Говори громче, – раздался в трубке смеющийся мужской голос.
– Я все поняла, Вадик. Самойловых приму. Тебя буду ждать после обеда.
– Я тебя обожаю. Чао-чао.
Маша несколько секунд слушала в трубке короткие гудки, а затем с силой швырнула ее в свою большую коричневую сумку, стоящую на стареньком деревянном стуле, который девушка во время очередной генеральной уборки собиралась выбросить, но отложила на потом. В комнате вопросительно мяукнули.
– Прости, Мальчик, все в порядке, – сказала Маша, подошедшему к ее ногам пушистому рыжему коту, прихрамывающему на переднюю лапку, – только ты один меня и любишь.
Девушка немного погладила кота, взяла свою старушечью сумку и распахнула дверь.
Когда-то давно, как казалось Маше уже в прошлой жизни, ее любила еще и бабушка, которой не было уже больше пяти лет, и день, когда ее не стало, запомнился девушке навсегда.
Мать всегда была не в настроении, когда ей приходилось приезжать в Россию из Италии, где она почти двадцать три года назад удачно вышла замуж за итальянца. Приезжала она в Москву раз в год, считая, что это ее долг, ведь здесь у нее осталась дочь, неумная, некрасивая, неприветливая, в общем, полная ее противоположность. Она останавливалась в одном из самых дорогих отелей столицы дней на пять и все это время нещадно портила жизнь своей единственной дочери. Каждый год Маша с ужасом ждала рождественских праздников, потому что мать, много лет назад, принявшая католическую веру, не желала отказываться от христианского рождества, и тайком от мужа под предлогом повидать дочь справляла его в России. Маше было стыдно признаваться даже самой себе, что она не любит, а боится собственную мать, а тем более говорить об этом с бабушкой. Баба Тоня, как называли ее все соседи и друзья, была добрым, светлым человеком, и сердце ее не ожесточилось даже тогда, когда от тяжелой болезни умер сын, отец Маши. А невестка через год продала их общую квартиру, оставила свою семилетнюю дочь на пороге квартиры Антонины с маленьким рюкзачком за плечами и уехала на ПМЖ в Милан. Маша плохо помнила те первые годы без матери и отца. Баба Тоня в свои семьдесят лет вынуждена была пойти работать, днем она мыла полы в какой-то фирме, а по вечерам – в ее же, Машиной, школе. Маша очень стеснялась этого, страшно боялась, что узнают одноклассники, что и случилось меньше, чем через полгода. Группка одноклассников устроила ей настоящую травлю, пока на одной из перемен за нее не заступился старшеклассник Вадим. Вадик. Он надрал уши хулиганам и запретил даже разговаривать с девочкой, чем, конечно же, заслужил преданную Машину любовь на долгие годы. Баба Тоня ничего не говорила внучке, и казалось, даже понимала, почему та при одноклассниках проходила мимо и не здоровалась. Но, однажды, встав ночью, чтобы попить воды, Маша услышала, как бабушка тихонько всхлипывает в своей комнате. И тогда Маша поняла, что нет, и никогда не будет в ее жизни человека роднее бабы Тони, и что никто на этом свете не любит ее как она. На следующий же день, когда бабушка вечером собралась идти мыть полы в школу, Маша надела свой старенький спортивный костюм и отправилась помогать.