Иван легко забросил свою сумку и чемодан Милы в багажник пикапа, запихнул в кабину саму Милу, которая в этот момент увидела здание вокзала с наружи и тут же переключила свое внимание с моря и автомобиля на «космический корабль».
– Может и похож, только вот есть одно непреодолимой силы обстоятельство?
– Какое? – Мила даже наклонилась к Ивану, ставшему вдруг таким серьезным.
– Я никогда не видел космических кораблей.
– Да ну тебя.
Мила откинулась на удобное сиденье.
– Вечно ты надо мной издеваешься.
Вечно. Три дня – равно вечность.
Девушка открыла окно со своей стороны и высунула голову.
– Как же хорошо!
Мила никак не могла поверить, что всего каких-то там три дня назад она ехала по Екатеринбургу в своей многострадальной «девятке» и мечтала, как будет подставлять лицо солнышку, а не хлестким каплям холодного осеннего дождя, и придерживать свою совсем новенькую розовую шляпку с огромными полями и большим белым цветком.
Теперь же за окном мелькали пальмы с толстыми мохнатыми стволами и магнолии, она точно знала, что это именно магнолии. Когда-то в детстве они ездили в Сочи с родителями и она, Мила, любовалась этими огромными величественными деревьями, ей тогда казалось, что они могут вырасти до самого неба, и что по такому дереву можно взобраться к облакам.
– Что-то ты притихла, – донеслись до девушки слова Ивана.
– Создаю тебе тишину, кажется, ты так говорил в поезде: «Мила, создай мне тишину хоть на пять минут!».
– Говорил, – улыбнулся Иван, – просто, когда ты молчишь, это как-то, – тут он задумался, пытаясь подобрать правильное слово, наконец, он его нашел, – это как-то противоестественно что ли.
– Слушай, Иван, – Мила вдруг встрепенулась, и Иван даже поднес руку к вороту рубахи, боясь, что она снова схватит его, – а ты ведь так и не ответил на мой вопрос.
– Вот теперь я узнаю свою Милу.
«Свою Милу», – пронеслось в голове девушке.
«Он сказал «свою Милу», как же это приятно, хоть и не понятно почему, ведь этот дикарь не в моем вкусе совсем».
– Ну, так что? – Иван вопросительно смотрел на девушку. – Что с тобой такое опять, зависла что ли? Надеюсь, вирусов не наелась? На какой вопрос я не ответил?
«Вопрос? Я что-то хотела у него спросить? Ах, да!»
– Конечно, не ответил, ты всегда переводишь тему, когда не хочешь отвечать, это твое…
– Мы дойдем до сути к вечеру?
– Почему ты такой самовлюбленный идиот!? Как тебе такой вопрос?
– Скажу, что много экспрессии и мало сути. А ты знаешь, что заводишься с пол оборота, прямо как дикая кошка, готовая кинуться. Может валерьяны попить, или пустырнику?
– Я смотрю ты профи в этом вопросе!
– Википедия мне в помощь, все-таки три дня с тобой провел в самой что ни на есть интимнейшей обстановке, так сказать, за закрытыми дверями, должен же я был обезопасить себя.
– Обезопасить?!
– Да, а вдруг бы ты накинулась на меня ночью…
– И что, изнасиловала бы что ли?
– Ну и фантазии у вас девушка.
– У меня?!
– Да, я-то про «зашибить» больше подумал, хотя если вы настаиваете…
– Я тебя сейчас ударю!
– Только осторожно, локотком вновь не стукнись.
Иван смеялся. Мила негодовала. Он всегда одерживал верх, всегда выставлял ее глупым взбалмошным ребенком, и она ничего не могла с этим поделать.
Свернув с главного проспекта, машина осторожно поплыла по узеньким улочкам старого города, никаких тебе огромных коттеджей с массой постояльцев, как предполагала Мила, ни пафосных заборов, а небольшие одно- и двухэтажные домики, милые сады с плодовыми деревьями и море. Оно искрилось на горизонте и манило к себе, так манило и так завораживало, что казалось, Мила просто сейчас перестанет дышать от напряжения. Вот оно, долгожданное, прекрасное, чарующее, обещающее счастье и покой. Прямо как у Булгакова: «Награждены покоем». А разве этого мало?