Ничего не выходило. Она сделала последний ожесточенный рывок, и пуговица-ракушка осталась у нее в руке.
– Нет, сегодня определенно не мой день.
Служебное купе… Купе проводников… Первое… Ага, последнее! Это ее купе. В нем она должна была ехать в абсолютном одиночестве и оплакивать свою так и не состоявшуюся любовь с Германом Трубецким.
Подумать только, она могла стать Людмилой Александровной Трубецкой!
Она ведь уже и роспись придумала, и платье подвенечное выбрала, и кольцо, и даже предложила своей лучшей подружке Мирославе, или попросту Мире, стать ее свидетельницей на свадьбе. И Мира согласилась, и совсем не стала над ней смеяться. Она знала, что сейчас над Милой просто нельзя смеяться, невозможно. И Мила тогда подумала, что у нее самая замечательная подруга на свете, что она ее понимает как никто, и что только с Мирой она может поделиться абсолютно всем. Мила и Мира…
Мила уже протянула руку, чтобы открыть дверь, но замерла. Дикарь. Она должна будет ехать почти три дня в тесном купе с каким-то дикарем.
Нет, ни за что!
Надо вернуться и попросить у проводницы, как ее там Катя, кажется, или у той другой, имени которой она не знала, чтобы ее переселили в другое купе. Они поймут, не могут не понять. Ведь три дня с дикарем! Или не поймут? Мила вспомнила, как расплылось в улыбке лицо проводницы исполинского роста, когда она говорила о ее соседе по купе.
– О, Боже, какая же здесь невыносимая жара, – простонала Мила.
Надо было срочно что-то решать.
«Войти или нет? Определенно «нет»!»
Мила начала совершать немыслимые маневры со своим неповоротливым, «охромевшим на одну ногу» чемоданом, когда дверь купе резко отъехала и на пороге показался самый настоящий дикарь.
– Что вы тут мнетесь? – недовольно спросил дикарь зычным басом с легким кавказским выговором.
«Вот это называется попала!»
Дикарь стоял, слегка прислонившись плечом к дверному косяку, воинственно сложив руки на груди. Казалось, он занимал собой весь дверной проем. Копна давно нестриженных темных волос падала на массивные плечи, густая неровная борода скрывала всю нижнюю часть лица, глаза казались двумя горящими черными угольками. Из одежды на нем была застиранная светлая майка, бывшие когда-то голубыми, а сейчас выцветшие, порванные кое-где джинсы и старенькие шлепанцы на босых ногах.
– Я вас спрашиваю, что вам тут надо? – снова заговорил дикарь, и в глубине его глаз Мила рассмотрела разгорающуюся искорку ярости.
Мила молчала то ли от страха, то ли от уже нестерпимой жары.
– Здесь жарко, – невпопад ляпнула она, – позволите пройти?
– Куда? – не понял дикарь.
– В купе, – робко сказала она, и не узнала в этом странном писке свой голос.
Да он же убьет меня по дороге и глазом не моргнет!
– Зачем вам проходить в мое купе?
– Потому что это и мое купе тоже, – чуть осмелела Мила.
Ей вдруг вспомнилось, насколько дорогим для нее оказалось это путешествие, и она не собирается ущемлять себя.
А кстати, откуда у этого дикаря деньги на такой дорогой билет? Вон, надеты на нем какие-то старые тряпки, постричься и побриться не может, небось под ногтями грязь, а сам в СВ лезет.
Мила тряхнула головой, и решила, что говорит, а точнее, думает сейчас, совсем как их соседка тетя Поля, ворчунья и склочница. Еще этого не хватало!
– Нет, – спокойно ответил дикарь.
– Что значит «нет»? – не поняла Мила.
– Это только мое купе. Я выкупил его полностью.
– Не может быть! Вы выкупили?
– Да, – раздраженно пожал своими могучими плечами дикарь.
– Откуда у вас деньги на такие дорогие билеты? Украли? – выпалила Мила, и тут же зажала себе рот руками.
Вот дура, он точно тебя укокошит!
– Почему украл? – снова пожал плечами дикарь, но уже не раздраженно, а растерянно. – Заработал.
– Ясно, – серьезно сказала Мила, и тяжело вздохнула, ей казалось, что она начинает задыхаться, а по спине тонкими струйками прямо ей в джинсы стекает пот. – Все-таки здесь просто тропики.
Мила резко отпустила ручку своего «покалеченного» чемодана и начала с остервенением разматывать огромный шарф, чтобы хоть немного облегчить себе дыхание. Чемодан жалобно скрипнул, накренился и упал, угодив своим пластмассовым боком прямо на босые ноги дикаря.
– Черт! – выругался дикарь.
Он стал нагибаться, чтобы убрать чемодан со своих явно отбитых пальцев, но Мила, уже успевшая справиться с шарфом, резво наклонилась, и так же резко выпрямилась, крепко ухватив свой многострадальный чемодан, и угодила затылком прямо по носу несчастному дикарю.
– А-а-а! – забасил дикарь совсем не по-дикарски.
– Простите! Простите! Простите! – запищала Мила.