Мерно постукивали колеса и поезд плавно плыл по рельсам. За окном менялись пейзажи. Начинало смеркаться. В животе у Милы громко заурчало, и она воровато оглянулась на дикаря. Вот уже второй час он лежал на своем диванчике и усердно делал вид, что спит. Мила отчего-то точно знала, что он именно делает вид, а не спит, и сейчас он совершенно точно слышал неприличное урчание в собственном Милином животе. Мила вздохнула, есть хотелось зверски, просто до неприличия как хотелось, но есть при дикаре ей почему-то было неудобно. Как бы сильно она не была зла на него, но оставить человека голодать, а, судя по всему, еды у него никакой с собой не было, ну а питаться в вагоне-ресторане дикарю явно не по карману, она просто не могла.
Мила открыла сумку, и выложила на чистенький столик, покрытый белоснежной скатертью, пластмассовый лоток с фирменными мамиными котлетками, достала аппетитные пупырчатые огурчики и помидорчики, похожие на маленькие сливки, из родительского сада-огорода, и целую булку еще пахнущего ржаного хлеба. И в купе сразу же запахло домашней едой. Аккуратно все нарезав и разложив по пластмассовым тарелочкам, Мила довершила композицию белоснежными салфеточками и вздохнула.
– Вы спите?
Тишина.
– Так вы спите или нет? – Мила нагнулась над дикарем, чтобы убедиться, что он притворяется. – Э-эй!
– Что вам от меня надо?
Мила отшатнулась от резкого грубого ответа, как от пощечины.
Может плюнуть на него? Пусть голодает себе! Но тут же подумала: «Это он от голода такой злой, дикарь же не знает, что я ему поесть хочу предложить».
– Давайте поедим, – мирно сказала Мила, – мама мне таких вкусных куриных котлеток сделала, просто пальчики оближешь. Что голодом то сидеть!
Тишина.
– Да ладно вам. Что вы как барышня дуетесь? Мужчину, между прочим, шрамы только украшают!
– Что за ерунду вы несете? – дикарь резко сел, и оказался лицом к лицу с Милой.
– Ну вот, хоть живой. Так что, кушать будем?
Он внимательно, слегка прищурив глаза, смотрел на Милу.
От темно-карих, почти черных глаз расходилась легкая светлая паутинка. И Мила подумала, что, наверное, он совсем недавно был в далекой жаркой стране, где явно не щадил свою кожу и не прятался от палящего солнца. Кожа на лице была обожженной солнечными лучами и загрубевшей, на губах виднелись уже заживающие трещинки.
«Настоящий дикарь!»
Наверное, сейчас собственные Милины глаза горят точно так же, как и глаза проводницы Путиловой.
Интересно, откуда он? Может его похитили, и он долгое время провел в страшном плену, и теперь возвращается домой? Его, наверное, пытали…
– Ладно, – резко сказал дикарь и Мила, покраснев, отпрянула.
Дикарь жадно уплетал аккуратные шарики куриных котлет, и обильно закусывал пупырчатыми огурчиками и хлебом.
– Вкусно? – спросила Мила, дожевывая свою котлетку.
– Угу, – не отрываясь от еды, пробубнил дикарь.
– Это моя мама готовила. Она у меня вообще знатный кулинар.
– В ресторане, что ли работает? – не внятно спросил дикарь, и потянулся за очередной котлеткой.
– Почему в ресторане? – не поняла Мила. – Нет, она у меня учитель, правда, уже на пенсии. Так вот она такие пироги печет с капустой, просто закачаешься, а солянка какая даже слов нет, а еще тортики, печенки всякие там, котлетки. Думаю, что по мне видно.
– Что видно? Пирожки?
– Да ну вас, – Мила махнула рукой.
Сколько Мила себя помнила, столько она боролась с лишним весом, и не всегда побеждала. А вот в последний год лишний вес стал сдавать свои позиции, а Мила уверенно приближаться к здоровому и красивому телу. Конечно, грациозной ланью, как, скажем, Светка из рекламного отдела ей не быть, но вот милой козочкой – вполне. Сорок восьмой размер сидел на Миле весьма свободно и даже обещал в недалеком будущем стать сорок шестым, если, конечно, Мила перестанет лопать мамины пирожки и котлетки. А лопать она не переставала.
– Котлетки – это да, – сказал дикарь, и потянулся за последней в лотке котлетой. Взял и вопросительно посмотрел на Милу.
– Да кушайте, кушайте, – махнула рукой сердобольная Мила, – вы ведь, наверное, давно такой еды не пробовали.
Дикарь закивал.
– У меня мама всегда смотрит, и радуется, когда ее еду за обе щеки уплетают, и мне теперь нравится. Вы так хорошо кушаете. А у меня еще и пирожки есть. Хотите?
– Угу.
Мила снова нырнула в свою большую сумку и достала полиэтиленовый пакетик с пышными румяными пирожками.