Решено, перед Йеном нужно будет извиниться!
— Нехорошо как получилось, — нахмурившись, пробормотала я, усиленно обдумывая, когда же смогу исправить это недоразумение. В город Грош теперь не скоро позволит наведаться. — Если вообще пустит, — помрачнела еще сильней. Дракон в деревню-то отказывался лететь, а ко мне там только ведьма какая-то прицепилась, да бабки, а что будет после того, как нас в Летнем чуть не продырявили?
"Надеяться не стоит", — подытожил внутренний голос.
"Но мне ведь очень нужно с ним поговорить! И… и книжки забрать!" — тут же нашлась я.
Здравый смысл лишь покачал головой.
— Ох, и натворила же я дел, — вздохнула ну о-очень тяжко. — А ведь если бы тогда не сбежала, и негодяй этот ко мне не прицепился бы. И в город смогла бы еще раз полететь. И Йена увидеть…
Последний аргумент оказался самым веским. Пригорюнившись окончательно, я только собралась всплакнуть над своей нелегкой долей, как на поляну, обдав меня потоком воздуха и чуть не затушив костер, приземлился дракон с оленьей ногой в зубах.
М-да, опять зверушку загубил. Жалко, конечно…
"Но есть тоже хочется", — привычно заткнула начинающую наглеть совесть. А желудок согласился со мной громким урчанием.
Обед прошел в напряженном молчании. Я усиленно пыталась не подавиться под гневными взглядами моего дракона, а тот не менее усиленно их бросал, а еще яростно сопел, фыркал и метался по поляне взад-вперед.
А я, между прочим, хотела извиниться! Ведь дракон тоже, наверное, волновался, когда Йен меня к нему не проводил. Но посмотрев на этого огнедышащего (во всех смыслах) ящера, поняла, что под лапу лучше не лезть. Пусть перебесится. Поговорить можно и дома.
Поэтому тоже молчала, злилась на очередную несправедливость — как будто одна я во всем виновата! — и репетировала извинительную речь. Ясно же, что Грош просто так не успокоится.
Вот только вышло все совсем иначе. Приземлившись под вечер в посадочном зале замка, дракон довольно ощутимо стряхнул меня со спины так, что я снова чуть не упала, развернулся и чеканным шагом направился к себе. Молча. Намереваясь так и оставить меня открывать и закрывать рот от возмущения.
Но за время полета, голодная (за весь день мы только завтракали) и разозлившаяся я не могла дать ему уйти просто так, не поговорив.
— Грош, — окликнула и не без труда обогнала чешуйчатого, чтобы встать перед ним. Скрестила руки на груди, всем видом давая понять, что хоть я и маленькая, но игнорировать себя не позволю, да не тут-то было. Дракон смерил меня уничижительным взглядом желтых, пылающих праведным огнем глаз и попытался обогнуть по дуге.
— Грош, нам надо поговорить! — пресекла очередную попытку к бегству.
Рыжик шумно выдохнул, скрипнул зубами так, что мне показалось, они вот-вот крошкой осыпятся на каменный пол, и плюхнулся на задние лапы, надменно вздернув бровь.
— Хорошо. Я тебя слушаю, — милостиво разрешили мне.
Вот так, значит, слушает он. А собственное поведение объяснить сложно?
— Что случилось? — вырвалось совершенно случайно, за что мне сразу захотелось стукнуть себя по лбу. И хорошенько. Не с того ведь начала. Извиниться надо было.
— Что случилось?! — прошипел дракон. — Это ты у МЕНЯ спрашиваешь?!
Ой. Надо мной нависла перекошенная от ярости морда, в глазах которой отчетливо читалась жажда убийства. Мамочки! Никогда своего милого дракона таким взбешенным не видела. От страха сердечко сделало кульбит и ухнуло даже не в желудок, позорно сбежало в пятки. А я сжалась, в тщетной попытке стать как можно незаметней или вообще слиться со стеной, вжала голову в плечи.
— Прости, — едва слышно пролепетала, — я не специально.
Снова не то. Это я поняла по тому, как сузились глаза дракона.
— То есть ты еще и нарочно могла ломануться в темноте через поле совершенно одна?!
Совесть, некстати напомнившая о себе, ехидно оскалилась:
"А ведь ты так и сделала!"
От этого мне вообще захотелось спрятаться где-нибудь в подвале за семью печатями.
Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что дракон помрачнел еще сильнее (если такое вообще возможно) и глубоко вздохнул, успокаиваясь.
— Понятно, — после минутного молчания, процедил он.
— Но откуда же я могла знать, что этот негодяй за мной пойдет? — вроде бы справедливо возмутилась, но тут же поняла: очередной промах.
— А разве я тебя не просил одной не ходить? — едва ли не по слогам произнес Грош, нависая надо мной грозной рыжей тучей. — Не этот, так другой мог появиться! Ты хоть представляешь, что он мог с тобой сделать?!
Помотала головой, растерявшись, но потом, припомнив слова Демьяна, пискнула:
— Украсть? — и тут же отпрянула на шаг назад, вжавшись в стену — меня обдало облачком дыма.
— Хуже!
Вот только что "хуже", никто не пояснил. А я, как ни пыталась, представить не могла.
Стоим и молчим. Грош дышит глубоко-глубоко, под кожей то и дело вспыхивают красные искорки, будто огонь бурлит внутри, а у меня только и выходило, что стоять перед ним с опущенной головой и изредка поглядывать на лапы — смотреть выше, а тем более встречаться глазами было стыдно и безумно страшно. Нет, самого дракона не боялась — не убьет же он меня — а вот видеть эту безумную ярость, смешанную с укором, — очень.
Казалось, вечность прошла прежде, чем прозвучал тихий приговор:
— Больше ты из замка не выйдешь, — затем дракон все-таки обошел меня и двинулся вверх по лестнице.
Смысл слов дошел не сразу. Грош уже успел подняться на верхнюю ступеньку, когда я заторможено прошептала:
— Как это… не выйду? — а при мысли, что мне придется бродить среди этих серых унылых стен всю жизнь, дыхание перехватило. Нет, он же не может говорить об этом серьезно! Мой дракошик ведь шутит, правда?
Я подняла полный надежды взгляд на Грошисса — тот застыл непоколебимой скалой, суровый и холодный, нисколько не напоминавший моего любимого клыкастенького рыжика…
"Не шутит", — поняла я, и будто что-то важное надломилось в этот момент. То, в чем я была уверена всю свою жизнь, пошло трещинами и готово было рассыпаться от неосторожного слова.
Горькая волна обиды захлестнула, вынудив крикнуть:
— Ты не можешь запереть меня здесь!
Почему не наказать того негодяя, что пытался меня украсть, почему должна страдать именно я? Это же не честно!
Нарочито медленно дракон развернулся и стал спускаться. Клацанье когтей по каменным ступеням вторило пульсу, грохотавшему у меня в висках, сердце замедлило ход, будто собиралось совсем остановиться от страха. Потускневшие глаза Гроша вперились в мои.