— Да, это был серьезный разговор. Тем не менее мне показалось, что она все такая же неугомонная, как и прежде.
— О да, это правда. А знаешь, как она распорядилась деньгами, которые выудила у тебя в уплату за наши прогулки?
— — Нет. Как?
— Сначала она положила их на счет под большие проценты. Затем, решив увеличить оборот, принялась изучать финансовые страницы «Таймс» и в конце концов вложила свой капитал в акции.
Роберт расхохотался. Он положил несколько устриц на тарелку Виктории и заметил:
— Твоя сестра не перестает меня удивлять. Я всегда думал, что женщинам не дозволяется играть на бирже.
Виктория пожала плечами.
— Она заявила своему поверенному, что действует от имени отца. По-моему, она сказала, что папа живет отшельником и не выходит из дому.
Роберт так смеялся, что вынужден был положить обратно на тарелку устрицу, которую собирался отправить в рот.
— Твой отец голову бы ей снес, если бы узнал, что она сочиняет про него подобные небылицы.
— Элли умеет хранить секреты — в этом ей нет равных.
По лицу Роберта промелькнула ностальгическая улыбка.
— Я знаю. Мне следует посоветоваться с ней по некоторым финансовым вопросам.
Виктория чуть не подавилась устрицей.
— Ты правда это сделаешь?
— Сделаю что?
— Попросишь у нее совета.
— А почему бы и нет? Я не знаю никого, кто бы так ловко умел управляться с деньгами, как твоя сестра. Будь она мужчиной, давно бы стала главным управляющим Английского банка. — Роберт снова взял устрицу с тарелки. — Когда мы поженимся… Нет, нет, нет, не трудись напоминать мне, что ты не приняла мое предложение — я и сам это знаю. Просто я хотел сказать, что ты можешь пригласить ее пожить у нас.
— И ты позволил бы мне пригласить ее?
— Виктория, ну не людоед же я в конце-то концов! Не понимаю, почему ты решила, что я буду держать тебя в ежовых рукавицах, если ты станешь моей женой. Я был бы рад делить с тобой обязанности и ответственность, которые налагает на меня графский титул. Это такая рутина, можешь мне поверить.
Виктория задумчиво смотрела на него. Она только сейчас осознала, что привилегии, которыми обладал Роберт, могут быть к тому же еще и обузой. Хотя его титул оставался всего лишь титулом, пока жив его отец, у него все равно было полно забот, касающихся земельных владений и арендаторов.
Роберт кивком головы указал ей на тарелку. — Почему ты не ешь? Тебе не нравятся устрицы? — Он хитро ухмыльнулся. — А может быть, ты боишься, что мой научный эксперимент окажется удачным?
Виктория очнулась от задумчивости.
— Я никогда раньше не ела устриц. Понятия не имею, как с ними обращаться.
— Не знал, что у тебя такие пробелы в светском образовании. Позволь, я покажу тебе, как это делается. — Роберт взял устрицу с блюда, спрыснул ее лимонным соком, полил соусом и протянул Виктории.
Виктория с сомнением разглядывала раковину с моллюском.
— А теперь что мне делать?
— Выпить его.
— Выпить? Не жуя?
Он улыбнулся.
— Ну, можешь и пожевать немного. Но прежде устричный тост.
Виктория удивленно оглядела стол.
— По-моему, бокалы нам не подали.
— Нет, нет, другой тост. Устричный. За счастье.
— Устричный? — Она подозрительно прищурилась. — Что-то не слышала про такой обычай.
— Тогда мы сами его введем. — Роберт приподнял раковину и кивнул Виктории. — Делай, как я.
Виктория последовала его примеру и тоже подняла свою раковину.
— Я чувствую себя ужасно глупо.
— Не смущайся. Иногда ведь можно немного и подурачиться.
Она криво улыбнулась. Подурачиться! Это что-то новенькое.
— Ну хорошо. А какой будет тост?
— За нас, конечно.
— Роберт…
— Ох, вечно ты норовишь все испортить. Ладно, ладно, за счастье!
Виктория чокнулась с ним раковинкой.
— За счастье. — Она подождала, пока Роберт управился со своей устрицей и, пробормотав: «Ах, живем только раз!» — зажмурилась и проглотила моллюска.
Роберт с любопытством наблюдал за ее реакцией.
— Ну и как тебе? Нравится?
— Боже мой, — захлебываясь, пролепетала она, — это самый необычный гастрономический опыт в моей жизни.
— Не пойму, как расценить твой ответ, — заметил на это Роберт.
— Я и сама не пойму, — сказала она, и вид у нее был несколько растерянный. — Никак не могу решить, то ли это самое изысканное блюдо из тех, что мне доводилось пробовать, то ли самое отвратительное.
Он рассмеялся.
— Может, попробуешь еще?
— А бифштекс здесь не подают? Роберт отрицательно покачал головой.
— Что ж, тогда придется есть устрицы, чтобы не умереть с голоду, — вздохнула она.
Роберт приготовил ей еще одну устрицу.
— Твое желание для меня закон.
Она бросила на него недоверчивый взгляд.
— Знаешь, я решила оказать тебе любезность и не комментировать твое последнее замечание.
— По-моему, ты сделала как раз наоборот.
Виктория проглотила устрицу, вытерла губы салфеткой и весело улыбнулась.
— Да, верно.
Роберт некоторое время молча ее разглядывал, потом заявил:
— Мне кажется, он удался.
— Кто удался?
— Мой устричный эксперимент. Определенно, я становлюсь тебе все более симпатичен.
— И вовсе нет, — возразила она, изо всех сил стараясь не улыбнуться. Он прижал руку к груди.
— О как я несчастен! Ты разбиваешь мое сердце.
— Перестань дурачиться.
— А может быть… — Он задумчиво потер лоб, напустив на себя серьезный вид. — Может быть, я с самого начала очень-очень тебе нравился — вот поэтому ты и не можешь сказать, что сейчас я нравлюсь тебе больше.
— Роберт!
— Знаю, знаю. Ты уж прости, дразнить тебя — одно удовольствие. Но тебе ведь тоже весело, правда? Она ничего на это не сказала.
— Ты все еще сердиться, что мы заехали в Уитстебл?
Виктория долго молчала, потом чуть заметно покачала головой.
В ожидании ее ответа Роберт затаил дыхание, и теперь у него вырвалось облегченное «уф!». Он потянулся к ней через стол и накрыл ее руку ладонью.
— Так будет всегда, — шепнул он. — Ты всегда будешь так же счастлива, как сегодня.
Она открыла было рот, но он не дал ей говорить.
— Я видел это по твоим глазам, — сказал он. — Тебе было сейчас так хорошо, как еще ни разу не было за эти семь лет.
Повинуясь голосу рассудка, она высвободила руку.
— Ты не был со мной эти семь лет. И ты не знаешь, что я чувствовала.
— Нет, я знаю. — Он помолчал и добавил:
— И это разрывает мне сердце.
До конца трапезы они больше не обмолвились ни словом.
Путь до Рэмсгейта занял три часа. Роберт был весьма удивлен, когда Виктория заснула прямо в карете. До этого он был уверен, что она ни за что не решится задремать в его присутствии, но, видимо, она очень устала. Впрочем, это его нисколько не расстроило — ему нравилось смотреть на нее спящую.
Кроме того, это обстоятельство позволило ему внести ее в дом на руках, когда они наконец прибыли туда. Во сне она была мягкая, покорная — он и мечтать не мог, что когда-нибудь увидит ее такой. Он осторожно опустил ее на постель в одной из спален и заботливо укрыл сверху одеялом. Спать в одежде не очень удобно, но Роберт был склонен думать, что она скорее всего не правильно поймет его намерения и поднимет дикий крик, если он попытается раздеть ее,
А может, не поднимет… Роберт вздрогнул и тряхнул головой. Его вдруг бросило в жар, а галстук стал ужасно тесен.
Роберт со стоном выбежал из комнаты, твердо решив как можно скорее охладить свой пыл в ледяных водах пролива.
Глава 17
Виктория проснулась и вдохнула соленый морской воздух. Она зевнула и, открыв наконец глаза, удивленно захлопала ресницами. Должно быть, она в доме Роберта: Ей вдруг стало любопытно, когда именно он его приобрел. Во всяком случае, в то время, когда Роберт ухаживал за ней много лет назад, о нем не было сказано ки слова.
Она села на постели и окинула взглядом комнату. Спальня была выдержана в пастельных тонах и выглядела очень мило. Ее нельзя было назвать дамской, но в то же время это была и не мужская спальня, и Виктория была почти уверена, что это не спальня Роберта. Она вздохнула с облегчением. На самом деле она и мысли не допускала о том, что у Роберта хватит наглости уложить ее в своей спальне, но смутные опасения на этот счет все же имелись.