— Ты прав, — согласилась Морин, — прошлая ночь не должна повториться.
Никогда раньше Адама не раздражали покорность и уступчивость в женщинах.
— Отлично, — выдавил он из себя. — Я рад, что мы пришли к такому заключению.
Особой радости по этому поводу Морин не испытывала, но за последние десять лет она настолько разучилась понимать свои настоящие чувства, что решила не обращать на них внимания.
— Ну хорошо. Теперь что касается скважин, — перешла она к делу. — Если ты продолжаешь настаивать, то я переделаю свой отчет, но не обещаю, что от этого мое мнение сильно изменится.
Адам внимательно следил, как Морин отводит глаза, не желая встречаться с ним взглядом, закрывается отчетом, словно щитом.
— В этом нет необходимости. Я поговорю с отцом насчет прекращения работ.
Морин удивленно посмотрела на него.
— Но ты же так сомневался в моих словах. Это что, была проверка моих знаний?
— Нет, просто я хотел убедиться, насколько ты уверена в своих выводах, и вполне удовлетворен результатом.
Морин испытывала жгучее желание чем-нибудь его ударить, хорошо бы чем-то тяжелым. Но вместо этого холодно и спокойно произнесла:
— Я рада, что ты удовлетворен. А сейчас извини, мне нужно работать.
Она решительно свернула документы и, не обращая больше на Адама внимания, села за микроскоп. И только когда за ним закрылась дверь, облегченно вздохнула. Работать с Адамом Сандерсом оказалось труднее, чем она предполагала. Намного труднее.
— Ты что, гвоздей наелся — целый день такой грустный?
Видимо, он действительно плохо выглядит, если даже родная сестренка спрашивает его об этом. Правда, между ними всегда было отличное взаимопонимание, и если кто-то из них испытывал боль, то другому она передавалась, как эхо. Но в этот раз Адам не спешил поделиться своими проблемами. Вообще, разве у него есть какие-то проблемы? Формально нет, с Морин все улажено. Они отлично сработаются. Она всегда такая выдержанная и спокойная. Что самое странное, именно это не дает ему покоя, притягивает как магнит. За ее холодностью угадывается огонь подавляемых желаний. Острый природный ум и неординарная личность. Плюс ко всем прочим достоинствам она еще и красива. В ней чувствуется вызов его мужскому началу. И надо быть бесчувственным роботом, чтобы оставаться равнодушным.
— Я сегодня ничего не ел, кроме яичницы на завтрак, — уклончиво сказал он и спросил: — А что с твоей лошадью?
Они вдвоем ехали на лошадях по полю, и Адам обратил внимание, что кобыла под Анной ведет себя странно. Постоянно дергает ушами, пару раз сбилась с шага.
— Просто она что-то предчувствует, поэтому и нервничает.
И не только лошадь, мрачно подумал Адам, с того момента, как появилась Морин, беспокойство не покидало его.
— Может быть, все-таки расскажешь, какие проблемы мучают тебя?
— Не поверишь, но у меня их нет ни одной.
— У тебя нет привычки приходить вовремя с работы, и обычно ты не забываешь пообедать...
— Я не хочу есть. Нет аппетита.
— Вообще, ты выглядишь так, словно замышляешь чье-то убийство. Кто привел тебя в такое ужасное настроение? — Анна фыркнула. — Дай попробую угадать. Все дело в том новом геологе, которого папа недавно взял на работу. Кажется, ее зовут Морин Йорк, не так ли?
Адам нахмурился, психоанализ сестренки пришелся ему не по душе.
— С чего ты взяла?
— Отец говорил, что когда вы увидели друг друга, то очень сильно поругались.
— Хм... — хмыкнул Адам. — Мы уже все уладили. Я простил ей мою сломанную лодыжку.
Они уже подъезжали к конюшне.
— Поможешь мне сейчас, а то одна я, пожалуй, не справлюсь с этим дьяволенком.
Они вместе загнали лошадей в стойло. Адам с удовольствием выполнял обычную работу обычного деревенского парня. Почему же он не остался им? Что-то тянуло его стать бизнесменом и управлять компанией. А Морин... ее что-то тянуло стать геологом и приехать в Нью-Мексико.
Когда они вышли из конюшни, Анна еще раз критически осмотрела брата.
— Ну и видок у тебя. Ты уверен, что у тебя нет никаких проблем с Морин?
— Никаких, — отрезал он. Но Анна не отступала:
— А тебя не смущает, что она живет в комнате напротив?
— Нисколько. Я ее практически не вижу, — сказал Адам, повысив голос: его начинала раздражать настойчивость Анны.
— Ну зачем же об этом так недовольно кричать, — не удержалась от колкости Анна. — Не злись. Что на свете может быть лучше состояния влюбленности? Это же так здорово!
Влюбленности? Черт, ну и буйная же фантазия у его сестренки! Один медовый месяц — и она уже все готова воспринимать в романтическом свете! Вот всегда так с девчонками!