— Ну как, здесь красиво?
— Просто дух захватывает.
— Давай пройдемся, ноги немного разомнем.
Морин забеспокоилась, что если сейчас слезет с Лео, то взобраться на него уже не сможет.
— По-моему, не самая лучшая идея, — сказала Морин, пытаясь привстать на стременах. — Такое ощущение, что я к нему приросла.
— Перенапряжение мышц, — авторитетно заявил Адам. — С непривычки такое бывает. Тем более надо пройтись. Сейчас я тебе помогу.
Ей ничего не оставалось, как только соскользнуть с седла в подставленные руки Адама.
— Ну что, как ноги? — поинтересовался он, осторожно ставя ее на землю.
— Я их почти не чувствую, — призналась Морин.
Лишь убедившись, что она может стоять самостоятельно, Адам отпустил ее, затем отвел Лео к дереву и привязал его там рядом со своей лошадью.
— Давай прогуляемся вон до того обрыва. Тебе нужно размяться.
Морин согласно кивнула и сделала первый осторожный шаг. Адам протянул для поддержки руку. Может быть, в другой раз она бы и запротестовала, но сегодня вечер был такой прекрасный, не хотелось его портить ненужными препирательствами. И чего греха таить, Морин нравилось ощущение тепла и заботы, исходивших от его руки.
— Ну, вот мы и пришли. Дальше идти не стоит, а то через несколько дней кто-нибудь наткнется на наши белые косточки, обглоданные шакалами.
— Не пугай меня.
Хмыкнув, Адам показал ей главную достопримечательность:
— Гляди, отсюда ты можешь видеть весь путь от Алабамы до Альмогордо.
— О, я не думала, что пустыня так близко. Мне казалось, что дальше за этими горами другие горы.
— То, что ты считаешь пустыней, я называю пастбищем.
Морин задумчиво посмотрела на него и сказала:
— Мне кажется, что ты промышленник и ковбой в одинаковой степени.
— Знаешь, я никогда сильно над этим не задумывался. Но, наверное, ты права. Мне трудно представить мою жизнь без земли, лошадей, коров.
Морин мягко улыбнулась.
— В своем отношении к земле ты разительно отличаешься от других промышленников. В основном эти люди норовят выжать из земли как можно больше нефти, газа. Потребительская позиция, которая в конечном итоге приводит к нарушению экологического баланса.
— Хмм. Должен признать, ты права. У большинства нет другого интереса к земле. Что же до меня, то мне нравится заниматься бизнесом, у меня это неплохо получается. Но, видимо, я унаследовал от отца слишком многое, чтобы быть просто промышленником.
— Не поняла, что ты хотел сказать про своего отца?
— Я не собирался этого говорить, но ни для кого, в общем-то, не секрет... и рано или поздно ты бы, наверное, узнала... земля слухами полнится... дело в том, что Вайет не родной мой отец.
Неподдельное изумление отразилось на лице Морин. В глазах стоял немой вопрос, и Адам решил прояснить ситуацию.
— Эй, давай сначала присядем. Это очень длинная история.
Адам выбрал валун, с которого хорошо было видно, как оранжево-красный диск солнца медленно опускается за верхушки деревьев, усадил на него Морин и сам сел рядом.
— Если разбирать мою родословную, то Вайет приходится мне дядюшкой, а Хлоя соответственно... Ох, я постоянно путаюсь в этих родственных названиях.
— Ничего не понимаю, — удивилась Морин. — Объясни, пожалуйста, — она просительно прикоснулась к его руке.
Он внимательно посмотрел на нее. Их глаза встретились, и он понял: она действительно все поймет. И наоборот — никогда не сможет понять, если он сейчас сменит тему и не объяснит все до конца.
— Я не люблю об этом говорить, и не потому, что стыжусь своего происхождения. Ну ладно, раз уж начал. О моем отце в этих местах ходит множество слухов и вымыслов. Он купил эту землю более шестидесяти лет назад и построил для себя ранчо. Томас Мердок был простым рабочим человеком, который любил и выпить, и поиграть в карты, и погулять. Когда ему было под сорок, у него тяжело заболела жена. Вот тогда-то он и познакомился с Белиндой, сестрой Вайета. От этой связи родились мы, я и Анна.
— Что стало с твоими родителями? Где они сейчас?
— Их уже нет в живых. Оба умерли вскоре после нашего появления на свет. Отец вел бурную жизнь. Он умер от инфаркта в расцвете лет.
— А Белинда? Насколько я понимаю, она была намного моложе твоего отца. Что случилось с ней?
— Да, тогда ей только исполнилось двадцать пять лет. Она не пережила смерть Томаса. Не могла поверить, что осталась одна с двумя детьми на руках.