Мать их, эти мысли меня точно до ручки доведут. Сдохну от инфаркта с торчащим колом членом, так меня и похоронят.
Аня вздрагивает, но не отстраняется, всеми силами пытаясь доказать, что никого и ничего в этой жизни не боится. Умница.
— Просто признай, что тебе тоже нравится, когда я касаюсь тебя.
— Самовлюблённый индюк! — шипит Аня и вырывает руку.
— Есть немного, — смеюсь и снова наклоняюсь к её уху, а Аня вжимается спиной в стену. Даже в темноте я отчётливо вижу, как ярко горят её глаза, разгоняя своим яростным светом неожиданную тьму. Сумасшедший аромат шелковистых волос сводит с ума, и я не знаю, как к этому относиться. Слишком глубоко острой занозой Аннушка врезалась под мою кожу. Чёрт, засада. Опираюсь о стену рядом с головой Ани и наклоняюсь к самому уху, пользуясь возможностью быть ещё ближе: — Не бойся меня, Красная шапочка, Серый Волк тебя не обидит.
— Отойди в сторону, или важный мужской орган оторву, — шипит и, клянусь своей ширинкой, ещё чуть-чуть и вгрызётся белоснежными зубами мне в глотку.
И да, я вовсе не возражаю: пусть хоть в лоскуты меня порвёт, плевать.
— Как скажешь, — усмехаюсь и, будто бы случайно, касаюсь губами мочки Аниного уха.
Чёрт, если я не остановлюсь прямо сейчас, беда случится.
Но тут, как нарочно, в коридоре загорается свет, и Аня моргает несколько раз, фокусируя на мне взгляд своих огромных тёмных глаз, в радужке которых плещется древесная смола и бельгийский шоколад.
И да, я угадал: она действительно покраснела.
8. Влад
До утра лежу, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь, и всё время кажется, что я что-то сделал не так. Какое-то тревожное чувство, которое нарастает с каждым часом. То ли пиздец грянет, то ли просто мерещится.
Алкоголь давно выветрился, и я даже немного жалею об этом, зато во рту такая сушь и гадость, точно сто котов разом нагадили. Ненавижу это, потому и пью редко.
Как бы я ни гнал от себя мысли о предательстве Алисы, всё равно от них никуда не деться. Слишком мало времени прошло, чтобы это уже не волновало меня. Завтра узнаю, что там нужно, чтобы подать на развод и избавлюсь от этого брака к херам собачьим, ибо жить с этой блядью в шкуре примерной жены больше не собираюсь. Так к чему морочить себе яйца? Подписать бумажки и дело с концом.
Целый месяц я носился по стране, как грёбаный кролик из рекламы батареек, жил в гостиницах и на съёмных квартирах, работая до усрачки, а вернувшись домой, теперь должен мять бока не в своей кровати. А всё почему? Потому что я придурочный джентльмен. Нужно было Алису на хер из квартиры выкинуть, а не самому уходить. Но честное слово, пробудь я в одном помещении с ней и её трахарем голожопым ещё хоть три минуты — убил бы. И это, к сожалению, не фигура речи.
А ещё мне ничерта не помогли банные процедуры. Не тогда, когда потом столкнулся с Аней в коридоре. Ещё и свет, как назло, отключили, будто кому-то это было нужно. Хрен его знает, что за ерунда творится в моей жизни. Нужно съезжать, определённо. Вот сейчас позавтракаю, ещё раз посмотрю на нудистку и сразу уеду. Прямо сто процентов. Ладно, девяносто девять.
Когда на часах ровно восемь, я, замахавшись лежать, изображая мумию царя Гороха, поднимаюсь с кровати и разминаюсь. Бездействие невыносимо, и хочется двигаться, несмотря на выходной.
Натягиваю на задницу боксеры, потягиваюсь и прямо так, в одних трусах, иду в кухню. Я знаю, что хорош, и внутри меня всё ещё живёт вредный мальчишка, просто обожающий провокации.
В квартире тихо, и лишь в ванной чуть слышно плещется вода. Значит, нудистка уже проснулась. Отлично. Подхожу к двери, пару раз стучу, а в ответ всё стихает. Кран, что ли, выключила?
— Ты там живая? Не утопла? — спрашиваю и смеюсь про себя. Хотя, по-хорошему, нужно бы врезать себе по шее, чтобы не творил всякую хренотень.
— Иди к чёрту! — орёт Аня, а я хохочу уже в голос.
— Ой, не хочу, там жарко.
— Чего ты хочешь? — вздыхает. — В душ?
И почему мне так нравится доводить её? Неужели нельзя просто одеться и уехать? Зачем я всё это творю? В детстве, что ли, не наигрался?
— Хотел убедиться, что ты мне не приснилась.
— Сейчас выйду и что-нибудь тебе оторву. Не мешай купаться!
— Ох, какая грозная.
Аня снова включает воду, а я иду в кухню. Нужно попить воды, чтобы разбавить этот дерьмовый привкус. И поесть нужно хоть что-нибудь.
Открываю шкафчики один за другим, а в них почти пусто. Полупустые пакеты с крупой, остатки сахара, странные сухари. М-да уж, не густо.
Распахиваю холодильник и замечаю пачку сосисок, сиротливо лежащую на полке. Ещё и подозрительные какие-то, явно не самого лучшего качества.