Я почти не знаю, что такое любовь к женщине. Какой она должна быть? Когда-то мне казалось, что я люблю Алису, но очень быстро пришло понимание, что всё это вовсе не то. Страдал ли я без всей этой романтической шелухи? Не очень. Но вот рядом с Аней мне кажется, что я нашёл себя, нашёл что-то в себе — то, что делает меня другим.
И это ли не чудо?
Пока Аня собирается, курю, глядя на улицу за окном, но почти ничего не вижу. Просто мелькающие перед глазами разноцветные пятна, но ничего конкретного. Одна сигарета за другой, в итоге пачка пустеет, а я не понимаю, накурился ли. Какое-то сосущее чувство в районе грудины, какое рождается всегда, стоило почуять опасность. В такие моменты я ухожу глубоко в себя, прислушиваюсь к подсознанию и много курю.
И почему мне кажется, что Аня ускользает от меня? Какое-то странное, ничем не обоснованное чувство, но от него с каждым мгновением всё сложнее избавиться. Чёрт, паранойя какая-то.
Готов ли я отпустить? Хрена с два.
Примерно через час садимся в машину, и я завожу мотор, понимая, что сегодня хочу просто кататься по дорогам, не думая о том, кто я и куда еду. Просто мчать вперёд, останавливаться в самых неожиданных местах, чтобы перекусить, и снова ехать вперёд. Будто гонкой на предельных скоростях можно что-то изменить, но, может быть, мозги на место встанут, и до меня дойдёт, какого чёрта Аня сама на себя не похожа.
— Что случилось? — спрашиваю, останавливая машину у крошечной придорожной гостиницы с притулившейся рядом кафешкой. Надо поесть, срочно закинуть хоть что-то, пока не стошнило.
— Я… — теряется, а я резко распахиваю дверцу машины и в два шага оказываюсь рядом с Аней. Буквально вытаскиваю наружу, а моя прелесть приглушённо пищит. — Я не знаю, как тебе объяснить, — жалобно всхлипывает и смотрит на меня ставшими просто огромными глазищами, в которых застыли непролитые слёзы. — Боюсь.
Чёрт его знает, что за хрень творится.
— Чего ты боишься? Меня? Маму свою? Кого? — не выдерживаю и чуть сильнее, чем следует, сжимаю пальцами хрупкие плечи. — Тебя обидел кто-то?
Ещё немного и я сорвусь: разорусь, выйду из себя, а это будет точно не то, что сейчас поможет.
— Нет! — выкрикивает и глубоко дышит, как делает всегда, чтобы не расплакаться. — Я боюсь, что ты обидишься, я боюсь, что не поймёшь!
Она выкрикивает последние слова, балансируя на краю истерики. Чёрт! Прижимаю её голову к груди, лихорадочно соображая, чего именно я могу не понять.
— Аня, я вот сейчас спрошу кое-что, — выдавливаю из себя по капле то, что так неожиданно стало причинять боль. То, от чего я упорно прятался, отгоняя гнилые мысли прочь. — У тебя кто-то есть? Кроме меня? Может быть, жених дома или ещё какой хер моржовый?
Она пытается высвободиться, а я понимаю, что, наверное, слишком груб сейчас, но не могу иначе. От мысли, что Аня могла обманывать меня, в голове пульсирует боль. Всё-таки измена Алисы, как оказалось, ударила по мне больнее, чем казалось на первый взгляд.
Гордость, чтоб её.
— Совсем сдурел? — шипит, но отстраниться ей не даю. — Придурок! Нет у меня никого! Как у тебя вообще язык повернулся?!
Она злая, и это для меня лучший ответ из возможных. Не ластится, ни в чём не убеждает — злится, и вдруг так спокойно становится, так легко. Точно после марафона финишировал.
— Тогда какого хрена? Что я там могу не понять? Если у тебя нет другого мужика, то больше меня ничего не парит.
Аня постепенно успокаивается, а я ослабляю хватку, потому что боюсь задушить её. А я могу, да. Слишком уж радостный, идиот.
— Завтра приезжает моя мама, — бурчит Аня, а я приподнимаю пальцами её подбородок, чтобы видеть сейчас глаза. И понять больше, чем скажет. Но она молчит.
— И? Мне уже сейчас нужно как-то на это отреагировать? В обморок упасть?
— Моя мама… она очень сложный человек. Очень. И иногда может вести себя странно… — Слова даются Ане с трудом, а я не перебиваю, слушаю внимательно, чтобы не спугнуть. — Она иногда может устроить истерику на пустом месте, просто потому, что ей что-то померещилось.
— Ну, в плане истеричности моя бывшая тёща даст фору всем на свете, потому не испугала. Что ещё? На что я там обидеться должен был по-твоему?
— Понимаешь, у неё есть пунктик один, — робеет, отводя взгляд, — странный, но он ей здорово отравляет жизнь. И мне. Она считает, что красивые мужчины по умолчанию подонки. — Вот же затейница у неё мамуля. — Её невозможно переубедить, она даже кино не смотрит, если ей актёр кажется красивым. Она немножко… не в себе бывает. Это из-за папы, она его слишком любила, а когда он ушёл к другой женщине, чуть-чуть помешалась.
Что-то мне кажется, что там далеко не “чуть-чуть”, но ладно, подумаю об этом потом.