– Чью тарелку ты мне приготовила?
– Конечно, твою, – ответила она и поменяла пустую тарелку перед ним на полную, которую держала в руке.
– А где твоя?
Гонора не могла проглотить ни крошки. Она чувствовала, что желудок этого не выдержит.
Похоже, он прочитал ее мысли, потому что спросил:
– Ты не голодна?
Гонора покачала головой.
Она подумала, что Каван заставит ее поесть, но он просто отвернулся и заговорил с отцом, сидевшим напротив. Почувствовав облегчение от того, что ее не начнут терзать требованиями немедленно поесть, Гонора устроилась на самом краешке стула, внимательно следя за тем, чтобы тарелка и кружка мужа не опустели.
Тут к столу подошел отчим, наклонился и сделал ей выговор:
– Хорошенько ухаживай за своим мужем, дочь, или почувствуешь мою руку.
Гонора застыла, не веря своим ушам. Она надеялась, что замужество освободит ее от жестокости отчима, но раз мужу ее навязали, будут ли его волновать угрозы отчима?
– Гонора.
Она словно издалека услышала, как кто-то зовет ее по имени, но ответить не смогла.
– Гонора, что случилось?
Сообразив, что к ней обращается муж, Гонора быстро придумала отговорку:
– Я сильно задумалась.
– Ты бледнеешь, как привидение, всякий раз, как задумаешься?
Неужели она услышала в его голосе искреннюю заботу? Точно сказать невозможно, потому что Каван недовольно хмурился, и все-таки Гонора была почти уверена, что голос его звучит так, словно ему действительно не все равно. Может, ей просто очень хочется иметь мужа, который будет о ней беспокоиться?
– Она бледнеет, потому что знает, с чем ей придется столкнуться сегодня ночью, брат! – захохотал Лахлан и хлопнул Кавана по спине.
Гонора была ему искренне благодарна за это, потому что не сумела придумать никакого правдоподобного ответа мужу.
– Ты ничуть не изменился, Лахлан, – сказал Каван. Гонору удивил его осуждающий тон. Брат просто шутил, а Каван выглядел таким серьезным!
– А зачем меняться, если я – само совершенство? – расхохотался Лахлан, стиснув плечо брата. – Ты уже дома, Каван. Больше не о чем беспокоиться!
– Есть еще Ронан.
Лахлан тяжело вздохнул:
– Мы искали его постоянно, как и тебя.
– Поиски продолжаются? – спросил Каван.
– Каждый день, – отозвался отец. – Может, нам пора поговорить? Если, конечно, твоя жена не будет возражать, что ты на время оставишь ее.
Гонора ничуть не удивилась, когда Каван повернулся к ней и произнес:
– Увидимся позже в нашей спальне.
Он ушел вместе с братьями и отцом, а Гонора осталась одна, но к ней тут же присоединилась Адди, пересевшая со своего места на один из пустых стульев рядом с невесткой.
– Должно быть, это сложно для тебя, – сказала свекровь, ласково положив руку Гоноре на плечо.
– Каван для меня совсем чужой человек. Об Артэре я хоть что-то успела узнать. – Гонора покачала головой. – А о Каване не знаю совсем ничего.
Адди вздохнула:
– Я бы рассказала тебе, но не уверена, что домой вернулся именно тот сын, которого я так хорошо знаю.
– Он сильно изменился?
Адди кивнула и придвинулась ближе, чтобы их никто не смог услышать.
– Думаю, плен оставил на нем шрамы.
Гонора вздрогнула.
Адди легонько сжала ее руку. В глазах ее блестели непролитые слезы.
– Те шрамы, что снаружи, лишь напоминания о тех, что врезаются не в плоть. Будь терпелива с моим сыном – он хороший человек.
Гонора только кивнула, не зная, как выразить словами свою тревогу.
– Я понимаю, что для тебя это непросто, Гонора. Сегодня утром ты проснулась, готовая начать новую жизнь с Артэром, а оказалась замужем за Каваном. Хорошо, что вы с Артэром не питали друг к другу никаких нежных чувств. Со временем ты лучше узнаешь Кавана и сумеешь устроить с ним прекрасную жизнь.
– А выбор у меня есть? – Сказав это, Гонора тотчас испугалась собственной дерзости и поспешила извиниться: – Прошу прощения.
– Чепуха. Ты имеешь право задавать вопросы и сомневаться. Я всего лишь пытаюсь посоветовать тебе быть терпеливой. Если ты будешь бояться с самого начала, то никогда не обретешь счастья. И к сожалению, выбора у тебя нет. Каван твой муж, ты его жена, и этого уже не изменить. Ты или возьмешь от этого брака все, что возможно, или будешь страдать всю жизнь.
– Вы говорите правильно. Я очень ценю это и обещаю, что хорошенько подумаю над вашими словами.
– Да уж. Во всяком случае, так у тебя будет хоть какой-то шанс на счастье, – улыбнулась Адди.
– На счастье я никогда и не рассчитывала.
– А на что же ты рассчитывала? – спросила свекровь.
– Уцелеть, – прошептала Гонора так тихо, что ее никто не услышал.
Гонора в одиночестве сидела в спальне Кавана, улизнув с празднества, когда никто не обращал на нее внимания. Впрочем, на нее вообще редко обращали внимание. Она всегда оставалась в тени, на заднем плане, и, никому не доверяя, слишком боялась постоять за себя. Она выросла, привыкнув к тому, что ее не видно и не слышно, и это Гонору устраивало. Отчим не возражал против ее одиноких прогулок по вересковым пустошам и против того, что она тихонько сидит в уголке их скромного коттеджа, а она чувствовала себя там в относительной безопасности и могла свободно предаваться своим мыслям.
Больше этого не будет, потому что теперь она замужем. Придется за все отчитываться перед мужем, и похоже, что отчим твердо намерен следить затем, насколько послушной женой она будет. На независимость можно не рассчитывать, а ведь она так надеялась, что брак с Артэром даст ей хоть какое-то ощущение свободы. Когда они беседовали, Гоноре показалось, что он готов предоставить ей эту свободу. Он не возражал против ее просьбы время от времени оставаться одной после свадьбы и даже советовал не забывать о своих интересах – разумеется, после того, как она выполнит свои обязанности.
Гонора не знала, чего ждет от нее Каван, и не очень спешила это выяснить. Она бы не спешила и с подтверждением брачных обетов в супружеской постели, но опять же решать будет не она. Ее жизнь всегда определялась не ее решениями, но она выстояла. Переживет и эту ночь, и все последующие.
Гонора решила приготовиться ко сну и подождать возвращения мужа, как полагается примерной жене.
Она надела светло-голубую ночную рубашку из такой тонкой шерсти, что ткань обтягивает ее как вторая кожа. Рубашка достигала самых лодыжек, рукава чуть касались запястий, а вырез был таким глубоким, что едва прикрывал груди. Гонора расчесала свои длинные черные волосы, взяла из вазы на столике у кровати несколько сухих лепестков лаванды и растерла их между пальцами, а потом провела пальцами по волосам.
Она будет выглядеть для своего мужа прилично, пахнуть сладко и надеяться на лучшее.
Прошло несколько часов, но Каван так и не появился. Гонора забралась в постель, зевнула и свернулась в клубочек под зеленым шерстяным одеялом. Простыни быстро нагрелись. Тепло и уют мягкой постели убаюкали Гонору, и она заснула.
Гонору разбудил громкий треск горевшего в камине полена. Она вздрогнула, села, сообразила, что лежит в постели одна, и окинула взглядом комнату. Мужа по-прежнему не было. Гонора подумала, не должна ли она пойти и узнать, что его так задержало, но, с другой стороны, разве ей позволено требовать объяснений по поводу его отсутствия в спальне? И если уж совсем начистоту, разве не предпочитает она, чтобы он не приходил как можно дольше?
Гонора опять свернулась в клубочек под одеялом, думая, что Каван может появиться в любой момент и она должна быть готова принять его. Но время шло, и сон снова сморил Гонору.
В следующий раз она проснулась вообще без причины, возможно, подсознательно ощутив, что в комнате что-то изменилось. Она чувствовала, что больше не одна. Она ощущала его присутствие – сильное, подавляющее, словно в спальне нет места ни для кого, кроме него. Гонора лежала молча, стараясь не дрожать, и тут увидела на потолке его тень, похожую на хищную птицу.