Понимая, что была более чем права, когда собиралась попытаться попасть в темницы, я схватила со стола кухонный нож и, добавив его к собранному, спрятала свёрток под плащ, а затем, накрыв ещё одним полотенцем мёртвую собаку и прихватив со стола маленькую корзину с яблоками и сдобными булками, помчалась искать Кайла.
Это заняло не слишком много времени: молодой воин как раз возвращался с ристалища. Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, я в нескольких словах рассказала ему о случившемся на кухне и попросила убрать погибшее животное вместе с отравленной похлёбкой, пока их никто не обнаружил. Конечно, пришлось умолчать о персоне отравителя и о том, кому предназначался обед, но разве могу я, та, на которую добрая половина живущих в Медусельде косится с подозрением, выдвигать подобные обвинения в адрес Советника Короля? Видя, что я вот-вот разревусь, Кайл обещал помочь, но, судя по его озадаченному взгляду, вечером мне предстоит нелёгкий разговор. Но что стоит оттянуть время, заперевшись в своей комнате? К тому же грядущий вечер сейчас казался чем-то абстрактным и весьма отдалённым.
Попасть в темницы оказалось гораздо труднее. С дежурившими там стражами я уже успела познакомиться в одно из прошлых посещений Эрвина, но если в тот раз они впустили меня без особых препон, то сегодня делать это наотрез отказывались, и пришлось очень убедительно врать о том, что у меня устное послание заключённому от его родителей, которое никак нельзя озвучивать посторонним. Наверное, я весьма настырная и надоедливая особа, если ещё при этом мило улыбаюсь и хлопаю ресницами, а из глаз текут непослушные слезинки, то лучше всего держаться подальше. Не выдержав такого натиска, воины всё же впустили меня, предупредив, что делают это в последний раз, и чтобы больше не смела даже соваться сюда, иначе выделят камеру рядом с дружком, дабы не мельтешила у них перед носом.
Пройдя внутрь и оказавшись в тёмном узком коридоре, который освещала лишь пара немилосердно чадящих факелов, я поплотнее закуталась в плащ и, вдохнув затхлый воздух, шагнула вперёд. Каменные стены покрывал мох, идущая от них сырость пробирала до костей, несмотря на тёплую ткань, валявшаяся на полу грязная солома заглушала шаги. Несколько минут здесь, и можно смело записываться на лечение в психиатрическую клинику, что уж говорить о заключённых? Ладно, чего греха таить — временами я страдаю клаустрофобией, но всё равно пройду этими коридорами ещё хоть сотню раз, если возникнет такая необходимость. Коридор упёрся в разветвление, там был ещё один пост стражников, но эти лишь пошутили, что готовы сами сесть в камеру, если их будет навещать такая милая посетительница. Смутившись от непривычно-вольной для рохиррим шутки, я лишь склонила голову в знак приветствия и тенью шмыгнула в левый тоннель, который вёл к камере Эрвина.
Юноша обрадовался мне, но, приняв корзину, велел, чтобы больше не приходила, иначе это начнёт вызывать ненужные подозрения.
— А я вовсе и не к тебе, — нужно же его самоуверенность остудить? А то влюбится ненароком, и что тогда делать? — Может знаешь, куда Хама Эйомера определил?
— За углом ещё камеры, — кивнул Эрвин в сторону тёмного поворота, лишь задорной улыбкой ответив на моё заявление. Неужто уже успел вообразить себе чего-то? — Может объяснишь, что случилось? За что арестован наш Сенешаль?
— А разве сам не догадываешься? За то, что увёл королевский эоред охотиться на орков.
— Стало быть Конунг не отменил тот нелепый указ?
— Экий ты смелый, не боишься что услышат?
— Кто? Крысы?
— И они тоже. Не все по норам прячутся, некоторые в Изенгард бегут, — покачав головой, я прижала палец к губам, едва молодой воин попытался что-то возразить, и, крепче обхватив свой свёрток, направилась в указанном им направлении.
Стало ещё холоднее, мрак в тоннеле был почти непроглядный, пока впереди не показался бледный отсвет единственного факела. Сетуя на экономность строителей, которые заложили окна, вместо того чтобы поставить на них решётки, я прибавила шагу и уже через минуту оказалась перед очередной камерой.
— Эйомер? — его имя легко сорвалось с губ; приблизившись, я вгляделась в отбрасываемые железными прутьями тени.
— Что ты здесь делаешь?
Захотелось отпрянуть и умчаться назад к стражникам и выходу, когда Сенешаль, поднявшись с устланной старым покрывалом скамьи, приблизился, окидывая меня разгневанным взглядом.
— Ищу неприятностей, разумеется, а ты что, на поцелуи рассчитывал?
========== глава 9. Лишь насмешка в ответ на честность ==========
— Пока нет, — приподняв бровь, Эйомер окинул меня тяжёлым взглядом. — Незабудки искать времени не было.
— Мне кажется, незабудки в конце февраля ещё более редкое явление, чем светлячки, — надо же, в такой патовой ситуации он ещё шутить умудряется, или это такая особенность характера рохиррим?
— Хорошо, что ты это понимаешь, — холодно произнёс Сенешаль, опираясь рукой о прутья решётки. — Не хотелось бы разрушать девичьи фантазии.
Так это не шутка, а намеренное оскорбление? И я ещё хочу помочь этому самовлюблённому ослу? Да горел бы он в аду! В самом глубоком котле! Возомнил, что я влюбилась? Ну держись, Казанова роханский!
— Чтобы что-то разрушить, нужно для начала это создать.
— Тогда зачем ты сюда явилась? — похоже, витязь понял намёк, но сдаваться, не сорвав на мне своё дурное настроение, не собирался. — Позлорадствовать?
— Убедиться, что ты выполнил своё обещание и не нарушишь его впредь, — пожала я плечами, понимая, что на самом деле нет никакого желание пикироваться, как бы Эйомер не пытался на это подначить. События последних часов были слишком тяжелыми, чтобы сейчас затевать ссору, впереди ещё объяснения с Кайлом, которые воин наверняка потребует, и видит Бог или Единый, я не знаю, что ему говорить: он старше, чем Эрвин, и на милые улыбки, к сожалению, не ведётся.
— Какое обещание?
— Так часто их даёшь, что даже не запоминаешь? — пришла моя очередь удивлённо приподнять бровь и окинуть его холодным взглядом. Пусть и снизу вверх. — Мне казалось, витязи Марки не бросаются словами.
— Хорошо, я обещал вернуться живым, довольна? — я впервые увидела его улыбку, вот только от того, какой снисходительной она была, захотелось закатить глаза и пояснить ему, что то, что у женщины на уме, мужчине даже в голову не придет. — Будешь утверждать, что никаких фантазий нет?
— Буду, — решительно подавив в себе желание повернуться и просто уйти из этого тёмного, пропитанного запахом сырости и плесени помещения, я подошла к решётке, ограждающей камеру, вплотную, — Грима хочет убить тебя.
— Серьёзно? С чего ты это взяла? — в голосе Сенешаля послышалось плохо скрытое удивление. — Этому ублюдку мало того, что он сумел упечь меня в темницу?
— Конечно мало, он ведь понимает, что одно твоё слово, и в Медусельде может случиться переворот, — жестом попросив его наклониться, я шепотом рассказала о том, о чём не решилась сказать Кайлу: описала, как Советник морочил голову Фэнитору, уверяя его в своих благих намерениях, и велел отнести обед для племянника Конунга, в который успел подсыпать отраву. На словах о том, как погибла несчастная собака, голос сорвался, из глаз снова полились слёзы. — Понимаешь, я не сразу поняла, что это яд, просто подумала, что от Гримы ждать добра не приходится, и сунула котелок под стол к отходам, а она… она так мучилась…
— Лютиэнь, — протянув руку, Эйомер поймал в ладонь мои пальцы, когда я попыталась смахнуть со щеки солёную влагу. — Надеюсь, ты всё же ценишь мою жизнь больше собачьей?