— Разумеется, иначе зачем я здесь? — от его смягчившегося голоса и тёплого пожатия руки на сердце стало легче; откинув полу плаща, я протянула Сенешалю принесённый свёрток. — Это тебе, боюсь, Грима просто так не остановится.
Взяв свёрток, Эйомер отошёл на пару шагов, положил его на скамью и лишь тогда развернул.
— Нож для разделки мяса? — усмехнулся он, взвешивая в ладони единственное оружие, которое я смогла сюда пронести.
— Ну да, чтобы ты мог защитить себя, если Советник подошлёт убийцу.
— Готова ещё раз доказать, что сама не подосланный убийца? — голос Эйомера снова стал ледяным, а взгляд непроницаемым, когда он отрезал маленький кусок пирога и, вернувшись, поднёс его к моим губам. — Откуда мне знать, что ты не врёшь?
Закрыв глаза и собирая все душевные силы и остатки терпения, чтобы не послать этого упрямого гордеца в далёкое эротическое путешествие, я откусила кусочек, вздрогнув, когда пальцы Сенешаля прикоснулись к губам. Может, он мне ещё предоставит почётную возможность пробовать из его кубка перед обедом? В самом деле, неужели действительно считает, что я настолько глупа, что открыто пришла сюда, намереваясь отравить его? Ну и в чём, интересно знать, он меня ещё подозревает? Боюсь, об этом лучше не спрашивать, список наверняка длинный и не слишком лицеприятный. Пирог едва не застрял в горле, когда Эйомер смахнул пальцами сбежавшую из-под моих ресниц слезу. Нервно сглотнув, я распахнула глаза.
— Совсем девчонка, — скользнув ладонью в волосы, он притянул меня ближе к себе, заставляя прижаться к решётке и изучая лицо внимательным, жадным взглядом. — Порой мне кажется, ты чиста, как дитя, непосредственна и просто не осознаёшь глупость своих поступков; а потом я задумываюсь, откуда ты вообще взялась? Кто ты такая?
— Девушка, — это единственное, что сорвалось с губ. Разве придёт в голову что-то разумное, когда он сжигает взглядом, а тело плавится, почти притиснутое к нему. Нужно бы вырваться, отбежать подальше, разозлиться на грубое поведение Сенешаля, но сила воли испарилась самым загадочным образом, осталась лишь память о том, как страшно было без него в Медусельде. А вот сейчас, как ни странно, совсем не страшно, во всяком случае, не так сильно.
— Я это заметил, не слепой, — усмехнулся он, крепче сжимая мои распущенные волосы на затылке. Косы, конечно, привычнее, но здесь все ходят простоволосые, невольно подстраиваешься, — Как ты смогла попасть в темницы?
— Сказала, что пришла к Эрвину, к тебе бы точно не пустили.
— А он по какому случаю здесь оказался?
— Солгал, что покушался на жизнь Советника.
— Гриму кто-то пытался прикончить? — в глазах Эйомера загорелся новый интерес, и он, наконец, отпустил меня, позволив отступить на шаг. — Каким образом?
— Огрели чем-то тяжелым по голове, — оставшись без тепла его рук, я вновь ощутила, как холодно в темнице, и поплотнее закуталась в плащ.
— Значит, Эрвин кого-то покрывает? — Сенешаль задумчиво потёр заросший короткой бородой подбородок, а потом вновь взглянул на меня. — Интересно знать, кого? И откуда это всё стало известно тебе?
— От того, что это именно я стукнула Гриму, — покраснев, когда он озадаченно приподнял брови, памятуя о том, что руки у него длинные, я предусмотрительно отступила ещё на шаг назад. — Я бы не сделала этого, честное слово, но была вынуждена и не знала, что Эрвин всё видел. Я хотела пойти к Хаме и во всём признаться, но Эйовин запретила, она сказала что этим…
— Значит, и моя сестра знает о случившемся? — перебил Эйомер, вновь меняясь в лице и становясь неимоверно подозрительным.
— Так получилось…
— Ну и за что Советник впал в твою немилость?
— Думаешь, мало причин? — буркнула я, вспомнив про мучения несчастной собачонки.
— Лютиэнь, лучше расскажи всё сама, — надо же, как Сенешаль умеет вкрадчиво говорить. — Я ведь выберусь отсюда и всё равно всё выясню.
— Сначала выберись.
— У тебя имеется повод сомневаться во мне?
— Напротив, я с нетерпением жду, когда ты покинешь эту сырую нору.
— Есть какие-то особые причины? — Сенешаль насмешливо приподнял брови, в глубоких глазах сверкнул лукавый огонёк.
— Пока ты без незабудок: нет! — я не смогла сдержать ответной улыбки, но всё же решила быть честной, чтобы не вообразил себе чего ненароком; хватит мне намечающихся проблем с Эрвином. — Мне было страшно, когда ты покинул Медусельд, без тебя я не чувствую себя в безопасности.
— Чем же я смог внушить такое доверие? — понимая, что я не шучу, Эйомер тоже стал серьёзнее.
Просто удивительно, как у него быстро настроение меняется, настоящий хамелеон. Не зная, как объяснить свои ощущения, я пожала плечами и осмотрелась, понимая, что рядом с ним не боюсь находиться в этой тёмной, полной колеблющихся теней темнице.
— Я знаю, что не слишком нравлюсь тебе, и ты мне не доверяешь. Но так же я знаю, что в случае опасности ты не оставишь меня одну.
— Видишь во мне защитника?
Побледнев от его слов, я испуганно сжалась, только теперь понимая, какую допустила ошибку, так опрометчиво решив сказать ему правду. В голове всплыл давний разговор матери и её кузины о том, что женщина готова спать ночью с открытыми дверями, если знает, что у неё есть любимый мужчина, который всегда защитит, а если такового нет, она запрётся на двадцать замков и всё равно не будет чувствовать себя в безопасности. Судя по проницательному взгляду Эйомера, он знает об этом, и моя откровенность мне ещё аукнется. О, Господи, какой же дурочкой я себя сейчас перед ним выставила! Но ведь я не влюблена в него, он вовсе не мужчина моей мечты. Даже не представляю, кто может мечтать о таком деспоте.
— Я могу постоять за себя.
— Судя по всему, Грима уже в курсе, — опять насмехается? Нет, он просто невыносим! — Чем же тебя защита Эрвина не устраивает? Малец даже в темницу за тебя сел.
Не будь я уверена, что это невозможно, решила бы, что Сенешаль ревнует. Пришлось списать этот гневный выпад на на его скверный характер.
— Я не просила его о такой защите, — оглянувшись на погружённый в темноту коридор, я зябко поёжилась. — Мне нужно идти, стражники и так сказали, что впускают меня в последний раз, и если задержусь, то уже точно не смогу смягчить их и принести вам с Эрвином еду.
— Ты не должна больше приходить сюда, это очень опасно, — тон Эйомера был столь категоричен, что стало понятно: запрет обжалованию не подлежит. — Выполни лишь одно моё поручение.
— Какое?
— Найди Хаму и расскажи ему о том, что видела на кухнях. Постарайся, чтобы никто посторонний вас не услышал. Просто скажи, что разговор важный, он сам позаботится об остальном.
— Хорошо, — поёжившись от того, что придётся говорить с начальником стражи, я в последний раз взглянула на хмурящегося Сенешаля и поторопилась к выходу: от темноты и затхлого воздуха уже мутило, хотелось поскорее выйти на солнце и вдохнуть полной грудью морозную февральскую свежесть.
Недовольная собой, своим поведением и тем, какой слабой показала себя Эйомеру, я пересекла почти безлюдный широкий двор и направилась в конюшни, где провела не меньше двух часов, расчёсывая густую гриву Талы и заплетая красивые сложные косы, как учил Кеорим. Кобыла, казалось, внимательно слушала мои тихие сетования на то, что если так робеть, то Сенешаль вообразит себе невесть что, и нервно прядала ушами, когда я грозилась устроить ему такую весёлую жизнь, что он и думать забудет о своём павлиньем бахвальстве и фантазиях, что каждая встречная-поперечная, завидев его породистую физиономию, готова без памяти влюбиться и лечь под ноги пушистым ковриком. Не дождётся! Никогда!
Лишь когда солнце стало клониться к горизонту, пообещав завтра обязательно принести яблок, я покинула свою любимцу и отправилась искать Хаму. Как оказалось, он тоже меня искал на пару с Кайлом, который был донельзя встревожен тем, что кто-то кого-то пытался отравить, и я куда-то делась посреди бела дня после того, как попросила его убрать труп собаки и отравленную еду. Хорошо хоть они не объявили тревоги и искали меня только совместным усилиями, не подключая к этому королевский эоред. Помня о том, чему учил Эйомер, я сказала начальнику стражи, что хочу поговорить с ним о неотложном важном деле, и уже вскоре мы втроём сидели в одной из пустых в это время суток казарм. Решив, что это даже хорошо, что Кайл с нами, и не придётся потом объясняться еще и с ним и пытаться что-то соврать, я поведала о том, что видела на кухнях Гриму в тот момент, когда он приказал подростку отнести вернувшемуся из рейда и заключённому под стражу Маршалу обед и о том, что, заподозрив неладное, когда он всыпал в еду порошок, освободила мальчика от порученного задания. Как ни хотелось сдержаться, но из глаз вновь полились слёзы, когда пришлось описывать гибель собаки. Правда, они быстро высохли, стоило Хаме потребовать объяснений, как и зачем без его позволения я оказалась в темницах.