Выбрать главу

— Ты должна была сразу же найти меня, девочка. Не стоило одной пытаться разобраться в случившемся, тем более, что ситуация более чем серьёзная. Попытка убийства племянника Тэйодена — это не шутки, — окинув меня карим взглядом, строго произнес мужчина. — Я отвечаю за безопасность всех в Медусельде, в том числе и за твою. Что, если бы Советник узнал о твоём вмешательстве и попытался заставить тебя замолчать?

— Мне стало страшно за Сенешаля, и в те минуты самым важным казалось предупредить его, — кожей ощущая их с Кайлом осуждение, я низко склонила голову, делая вид, что внимательно изучаю чисто выметенные каменные полы. — К тому же, я — чужая здесь и испугалась, что если выдвину подобное обвинение, то Советник сумеет повернуть его против меня самой и выставит всё так, будто это я затевала попытку отравления. Он умеет убеждать, мне никто бы не поверил.

— Никто бы так не подумал и не прислушался к нему, — уверил начальник стражи. — Я наблюдаю за тобой с ночи твоего появления и не разу не заметил ничего подозрительного. Напротив, ты пытаешься помочь в силу своих женских способностей, и я знаю, как довольна твоей помощью главная кухарка. Можешь не сомневаться: все видят, как ты стараешься быть полезной, никто не стал бы возводить пустых обвинений. К тому же, ты стала близка с госпожой Эйовин, это тоже о многом говорит. Наша госпожа в два счёта вычисляет дурных людей.

— Мне казалось, я изо всех сил стараюсь быть незаметной.

— Да как же можно не заметить такую красоту?! Половина воинов едва не вывернула шеи, пытаясь получше рассмотреть, как ты скачешь на той рыжей кобылке, — рассмеялся Кайл, но тут же смолк под грозным взглядом своего начальника.

— Не принимай этого близко к сердцу, — посоветовал Хама, заметив, как я залилась ярким румянцем. — Никто из витязей тебя никогда не обидит, а глазеть им всё равно не запретишь. После случившегося сегодня я велю получше присматривать за тобой. Постарайся не оставаться одна, будь всё время на виду у кого-то из стражников.

Легко ему говорить, но ведь я провожу время в основном в ткацкой и на кухнях, стража туда редко заглядывает. Не торчать же рядом с ними на ступенях дворца, да и ночью единственный мой страж — это щеколда на дверях.

— Хама, можно мне обратиться с просьбой? — не могу поверить, что решилась заговорить об этом, но мужчина уже выжидательно смотрит, и идти на попятный поздно. — Я достаточно неплохо владею мечом, но мой остался далеко отсюда. Вы, возможно, могли бы мне помочь?

— Девушка с оружием? — похоже, подобная идея могла вызвать у него лишь неодобрение.

— Мне будет достаточно знать, что меч лежит у меня в изголовье, чтобы спокойно спать по ночам. Клянусь, я не стану разгуливать с ним по дворцу.

— Хорошо, — после минутного колебания согласился начальник стражи и повернулся к Кайлу. — Отведи девушку в оружейную и помоги в выборе меча, если возникнут вопросы, говори, что действуешь с моего позволения.

На ужин мы попали с большим опозданием, в чём был свой плюс: зал уже покинул Грима. Надеюсь, он не слишком разочарован тем, что ему до сих пор не доложили о смерти Эйомера. Положив в тарелку немного рагу из кролика, я с честным видом соврала встревоженной моим долгим отсутствием Эйовин, что неважно себя чувствовала и провела полдня в конюшне. Похоже, она поверила и даже попросила одну из служанок заварить мне чай из целебных трав. Он оказался недурён на вкус, особенно если запивать им сладкие медовые булочки. За последнюю неделю я часто задумывалась над вопросом, есть ли связь между тем, что дворец носит название Медусельд, и традиционно подаваемыми к ужину медовыми булками, оладьями и пышкам? Или же здесь просто живут сладкоежки? Когда зал опустел, мы с Эйовин проследили за тем, чтобы тарелки были убраны, а столы протёрты и задвинуты ближе к стенам, и лишь тогда поднялись наверх. Простившись с девушкой, я прошла в свою комнатку и, заперев дверь, смогла, наконец, ещё раз рассмотреть выбранный Кайлом обоюдоострый меч. Он был достаточно массивен и при этом не слишком тяжёл, на эфесе красовался искусно выгравированный длинногривый жеребец. Вдоволь налюбовавшись на отполированную до блеска сталь, взвесив в ладони и несколько раз уверенным движением разрубив воздух, я убрала моего нового защитника в ножны и спрятала под подушку.

Я смогу сама постоять за себя и больше никогда не позволю Эйомеру или какому-нибудь другому мужчине посчитать, что нуждаюсь в его опеке. Стоило раздеться и забраться под одеяло, как по щекам тут же побежали предательские слёзы. Если в ответ можно услышать лишь насмешку и упрёк, то лучше быть сильной самой и не рассчитывать ни на чью защиту.

========== глава 10. Джон. За завесой параллелей ==========

Пожалуй, это был первый раз с момента моего появления в Эдорасе, когда я проснулась в таком отвратительном настроении. Мне было не просто плохо: хотелось мстить и убивать. Так что счастье виновника моего гнева, что он за решёткой и под стражей, иначе ему бы точно не поздоровилось. Надо же, принц на белом коне! Посмел намекать, что я в него влюбилась! И вообразил же себе такое! Петух неощипанный! Неужели в Эдорасе все барышни так поголовно влюблены в Эйомера, что он возомнил себя неотразимым? Да я пока кроме себя и Эйовин молодых девиц во дворце не видела. Или они дружно совершили акт самосожжения, когда Роханский Принц отказал им в своей благосклонности? Девственницы-самоубийцы, точно! Или уже не девственницы? Может, этот хренов Казанова сначала их соблазняет, а потом бросает? Ну нет, зная характеры местных, уверена, его самого тогда бы уже огуляли во всех эротических позах, описанных в Камасутре. Откуда же тогда столько самоуверенности?

— Подлец! — буркнула я, свешивая ноги с кровати и оглядываясь в поисках туфлей: огонь в камине погас, и комната давно выстудилась.

Разводить огонь я сама пока не научилась, поэтому, обувшись, нашла в дровнице маленькую лучинку, выйдя в коридор, зажгла её от догорающего факела и, вернувшись, постаралась поджечь не прогоревшее полено. Вот что за жизнь? Ни тебе света, ни отопления, ни телевизора, ещё и местный самовлюблённый мачо уверяет, что ты о нём фантазируешь! Ага, сейчас! Нет, я, конечно, фантазирую, чего греха таить? Но суть фантазий сводится к тому, чтобы прокрасться к нему ночью и обрить налысо или расписать надменную физиономию чернилами. В общем, сплошное членовредительство и ничего более того.

Отправившись в маленькую купальню и, стуча зубами, умываясь в ледяной воде, я уже загорелась новой идеей — найти ближайшую речку и столкнуть Эйомера в самое глубокое место. А что? Он же витязь? Вот и пусть закаляется. Для усложнения задачи хорошо бы столкнуть его туда в доспехах.

Понимая, что дуюсь, как маленькая обиженная девчонка, я надела тёплое синее платье и, усевшись обратно на кровать, принялась расчёсывать гребнем длинные пряди спутавшихся волос, старательно оправдывая свою злость и уверяя саму себя в своей правоте. Ведь я, по сути, и есть девчонка, мне всего восемнадцать лет, и права творить глупости и совершать ошибки ещё никто не отменял. Так в чём обвиняет меня Сенешаль? В том, что мне порой трудно и неуютно среди рохиррим, в том, что я постоянно боюсь сказать или сделать что-то, что здесь воспримут как недостойное, недопустимое поведение? Арда, по сути, чужой мир, где нет никого близкого для меня, тут нет места, где меня считали бы своей, а не косо наблюдали за каждым шагом. Так неужели я не имею права бояться и надеяться на поддержку и защиту? Каждому человеческому существу необходимы тепло и участие. Чёрт, да я весь день торчу в конюшне, ткацкой и на кухнях, потому что Кеорим и кухарки со швеями относятся ко мне дружелюбно, с ними, как и с Эйовин, можно расслабиться и быть самой собой, а не строить из себя сильную и не следить за каждым оброненным словом. Вчера я всего лишь хотела помочь и предупредить о кознях Гримы, но, если Эйомер относится ко мне как к врагу, от которого в любой момент можно ждать подлости, то клянусь, больше и на шаг к нему не подойду. Вспомнив о том, как позволила ему вчера прикоснуться к себе, как грелась в тепле его намеренно грубых рук, я разозлилась ещё сильнее. Но тут уж никаких оправданий своему поведению не найдёшь, как и тому, что его надменное, недовольное лицо всё ещё стоит перед глазами.