Решив, что всё же лучше не привлекать к себе ненужного внимания, я снова уткнулась в свою тарелку, ведь что ни говори, а полевая кухня последних недель порядком опостылела, и возможность спокойно вкусно поесть казалась сейчас просто уникальной. Как и послушать появившегося вскоре менестреля. Из-за смешения нескольких языков полностью понять, о чём он поёт, не получилось, и всё же внимать глубокому сильному голосу было приятно. Стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором возник отец: он, конечно, не был таким искусным певцом, но всё же любил напевать в душе или на кухне, когда помогал маме готовить завтрак. Прежде я так любила эти минуты, что сейчас невольно навернулись слёзы, и захотелось остаться одной, подальше от шума веселящихся, пирующих витязей, запаха свечей и мраморных чёрных колонн богато украшенного зала. В конце-концов это их праздник, их победа, свобода их земли, а мне уже никогда не вернуться домой. Остаётся лишь привыкать к местным нравам и обычаям, наступая на горло своим привычкам, становясь такой, какой меня хотят видеть, а не такой, какая я есть на самом деле. Кого вообще волнует то, какая я? Главное, чтобы была послушной и не мешалась под ногами, чтобы на любое требование склоняла голову, проявляя покорность, а стоит сказать хоть слово поперёк, как тут же осадят, начнут упрекать и учить жизни вздорную девицу. За время прибывания в Арде я нахлебалась этого по горло и пока держалась только на вредности и желании оставаться при своём мнении, но сколько я ещё смогу сопротивляться в этом мире мужчин, в котором женщина играет столь малую роль, что нужно ещё очень исхитриться, чтобы рассмотреть, в чём она заключается?
— Лютиэнь, тебе не по душе слова песни? — сжавший мою ладонь Боромир в очередной раз удивил своей внимательностью и способностью замечать перемены в чужом настроении. Когда только успел, если участвовал в застольной беседе и, кажется, даже не смотрел в мою сторону? — Если хочешь услышать что-то другое, только скажи.
— Нет-нет, всё хорошо, я просто слишком устала, — сморгнув солёную влагу, мне удалось изобразить на лице мягкую улыбку, которую он ожидал увидеть. — Будет слишком большой грубостью, если я покину ужин?
— Разумеется нет, ты можешь идти.
Благодарная улыбка получилась более искренней, а вот лавировать между витязями, которые пользовались тем, что официальная часть с тостами окончена, и можно сесть не по чинам, а к друзьям, было трудно. Воздух в коридоре оказался прохладнее и свежее, чем в обеденном зале, и накатившую хандру как рукой сняло. В конце концов, у меня больше нет поводов для ссор с Эйомером, и это главное, а на остальной патриархат можно просто закрыть глаза, что мне с него в самом деле? Ничего не изменишь, революцию не устроишь, да и феминизмом я никогда не страдала; так стоит ли сейчас переживать из-за того, что невозможно сдвинуть, как и Туманные Горы? Разве что новый Балрог проснётся. Такие мысли заставили рассмеяться и, отбросив за плечи чёрные кудри, направиться к лестнице. Прежде я стремилась выпрямить волосы, но здесь непослушные локоны, кажется, считаются чуть ли не главным моим украшением, и, пожалуй, это очень приятно, если не задумываться о том, что местные витязи просто такие жирафы, что с высоты своего роста их первыми и замечают, а вот заглядывать в лицо девице, беспардонно пялиться считается неприличным. Хлопнувшая внизу дверь заставила свернуть с верхней площадки в освещённый факелами коридор и поторопиться к своей комнате. Всё-таки, несмотря на вернувшееся хорошее настроение, сталкиваться сейчас ни с кем не хотелось, ведь каждому живому существу иногда нужно побыть наедине с собой, особенно после долгого похода, проведённых у костра ночей и многотысячного гула голосов. Конечно, я привычна к большим шумным сборищам, но то были любимые ролёвки в родном мире, а вот свыкнуться с тем, что пришлось за столь короткое время пережить в Средиземье, ещё только предстоит; ведь одно дело мечтать о великой сказке, а совсем другое понять, что способна убивать, пусть даже и орков. Раздавшиеся за спиной шаги заставили испуганно вздрогнуть и припомнить выговор Эйомера о том, что не пристало девушке проявлять беспечность, когда вокруг полно подвыпивших витязей. В самом деле, нужно не размышлениям придаваться, а шевелиться быстрее, если не хочу нарваться на поползновения какого-нибудь набравшегося вина или эля Дон Жуана. Вариант спасаться бегством показался самым разумным, но, похоже, уже было слишком поздно, однако свернуть за поворот и спрятаться в тени колонны, чтобы рассмотреть своего преследователя, я всё же успела. Показавшаяся в пляшущем свете факела рослая фигура удивлённо оглядывающегося воина заставила радостно улыбнуться и торопливо оправить украшавшие лиф нового платья ленты.
— Вы кого-то потеряли, Сенешаль? — о, это того стоило — выйти ближе к факелу, чтобы увидеть его строго сведённые брови. — Я с удовольствием помогу вам в поисках.
— Ты напугала меня, — продолжая хмуриться, направился ко мне Эйомер. — Хоть знаешь, что может случиться с девушкой, которая разгуливает без сопровождения по тёмным коридорам?
— Боромир разрешил мне уйти.
— Он бы тебе и их брагу пить позволил, если бы я не заметил! Хороший у тебя опекун, ничего не скажешь!
— Никакая это не брага, просто вино с пряностями и мёдом, — надо же, как он взвинтился, интересно с чего бы? Или ревность ко всему, что движется и издаёт звуки, наше всё?
— Много ты знаешь о напитках, которые здесь подают?!
— Да и ты, я гляжу, специалист по тому, чем с девицами в тёмных углах заниматься!
— Что ты сказала?!
— Именно то, что изволили услышать твои королевские уши! Если бы сам по коридорам пьяный никого не ловил, то и других бы ни в чём подобном не подозревал!
Ну вот, только минуту назад радовалась, что не осталось поводов для ссор, а теперь, глядя на то, как побагровел от ярости гордый роханский наследник, остаётся одно — подхватив подол платья, бежать наутёк, пока не вставил по пятое число.
Господи, ну в каком же мире можно убежать от Эйомера? Особенно, если довела его до белого каления?
— Отпусти! — едва выдохнув с перепугу, почти завизжала я, когда его ладони сомкнулись на моей талии, что есть силы дёрнув назад — на себя. — Сюда Ранара должна прийти!
— Только этой скандальной ведьмы не хватает, — зло выругался рохиррим, потянув меня за колонну, которая, если бы не проявленная мною глупость, могла послужить хорошим убежищем. — А ну повтори, в чём ты меня обвиняешь?!
— Ты слишком редко целуешь меня, я ужасно соскучилась! — в самом деле, а что ещё на ум придёт, если он, прижав к холодной каменной стене, испепеляет таким грозным взглядом, что душа в пятки уходит и пытается просочиться сквозь туфельки, чтобы удрать прочь, пока не поздно?
— Целоваться ты удумала, женщина?! Да тебе язык нужно вырвать, чтоб неповадно было такую чушь нести и сыпать непотребными обвинениями!
Всё ясно, уже поздно.
— Ну не хочешь, как хочешь! Не заставлять же тебя?! — пытаясь изобразить возмущение на побледневшем лице, я что есть силы наступила ему на ногу. Ведь нельзя же никогда терять надежду? И из хватки такого быка-культуриста тоже можно вырваться. Наверное. Нужно только очень постараться. И набраться наглости. — Если я женщина, то ты старый дед, и нечего меня тут лапать, а ну как кто увидит?!
— Лапать значит? — нужно сказать, на его лице даже мускул не дрогнул. Ничего не скажешь, нервы у Сенешаля железные. Ноги тоже. — Ты всё сказала?
Закусив губу, я опустила ресницы, и тут на ум, наконец, пришла гениальная идея. В самом деле, что для девушки проще, чем хлопнуться в обморок? Особенно по очень уважительной причине? А уж картинно закатить глаза и повиснуть в мужских руках вообще легче лёгкого. Я и не так изощряться умею, если хочу уйти от ответственности за свои проделки.
— За дурака меня держишь? — громкий рык над самым ухом тут же заставил понять, что факир был пьян, и фокус не удался.
— Вовсе нет, только за мужчину, который волнуется о здоровье своей любимой, — насупившись, я выпрямилась, не преминув ещё пару раз наступить ему на ноги. Никакой реакции. Да, терпение, похоже, и в самом деле титаническое.
— Я только и делаю, что волнуюсь, разве это так плохо видно? — с этими словами Эйомер тряхнул меня за плечи, словно надеялся таким нехитрым способом поставить мозги на место. — Чего ты добиваешься?
— Поцелуй, тогда скажу!
Неприлично громко выругавшись, он возвёл очи к потолку, но затем всё же наклонился, чтобы подарить опаляющий, яростный поцелуй. Отвечая на него, чувствуя, как от счастья подкашиваются ноги, я вдруг поняла, что нет на свете большей радости и удовольствия, чем дразнить любимого. И кажется, мой рохиррим тоже это понял.