— О чём ты говоришь? — едва ли не в один голос вспылили Эйомер и Боромир, и на долю секунды мне даже показалось, что у них обоих чешутся кулаки пройтись разобраться с младшим сыном Дэнатора. И ведь зря он так рискует: только два дня назад Эйомер дал согласие на его свадьбу с Эйовин, а вдруг сейчас психанёт и передумает?
— О том, что тоже хотел участвовать в походе на Мордор и был слепо уверен, что полученные ранее раны мне совсем не помешают, — как ни в чём не бывало, словно и не замечая явной угрозы в глазах собеседников, продолжил Фарамир. — Так вот, ошибся я тогда. На то, чтобы сбежать от целителей и добраться до конюшни ушли все силы, в стойле своего Баргуса, даже не успев его оседлать, я почувствовал головокружение и от слабости свалился в солому, да там и пролежал, пока не привели в чувства голоса ссорящейся парочки. Уж очень бурно они ругались, даже любопытно стало взглянуть, что это за голубки такие.
— Ну и как, взглянул? — уже подозревая, что услышит в ответ, всё же спросил у него Боромир.
— Разумеется. Было бы желание, а силы всегда найдутся. Вот и представь моё удивление, когда я увидел, как женишок Лотириэль выцеловывает шейку какой-то темноволосой пигалицы, уверяя её, что сам обо всем позаботится и поговорит с Боромиром, который якобы является её опекуном. Я ведь тогда ещё не знал, что ты, брат, обзавёлся юной подопечной, и даже подумал, что мне всё примерещилось от упадка сил, но, как выяснилось позже, рассудок тогда меня всё же не подвёл.
Заливаясь мучительным румянцем, я вспомнила, с каким любопытством Фарамир рассматривал меня, когда по возвращении в Цитадель я первым делом помчалась навестить Эйовин. Он и впрямь тогда выглядел очень заинтригованным, и нужно признать, получается, было от чего. Теперь же наш с Эйомером невольный свидетель, похоже, гордился тем, какую внёс лепту в разгорающийся скандал, и даже принялся увещевать разъярённого брата, что, коли он, наконец, получил разрешение на свадьбу с возлюбленной, то нельзя и другим отказывать в супружеском счастье. Расхаживающий взад и вперёд, донельзя взбудораженный всем услышанным Боромир сначала послал его в весьма экзотические дали, после пояснил Эйомеру, что тот — баран, который не в состоянии вовремя разобраться со своими проблемами, а затем, опомнившись, взглянул в мою сторону и, перестав браниться, на некоторое время замолчал. И всё же, похоже, мой опекун не до конца поверил тому, что узнал, и не собирался сдаваться так просто. Выдержав долгую гнетущую паузу, он изрёк, что даёт разрешение на свадьбу с условием, что помолвка продлится положенный по такому случаю год. Потом, пользуясь тем, что Эйомер явно задумался, как обойти его условие, гондорец добил меня последним, самым унизительным из вопросов, который только мог поднять.
— Лютиэнь, ты уверена, что нет никаких веских причин поторопиться со свадьбой?
Понимая, что окончательно зашугана и теперь не скоро посмею поднять взгляд от своих рук, я отрицательно качнула головой, но уже через минуту нашла способ отыграться на Эйомере, заявив, едва он вынул уже знакомое громоздкое кольцо, что в моей семье принято дарить невесте новое кольцо и желательно по размеру, а не так, чтобы она его потерять боялась. Любимый одарил меня обещающим много интересного взглядом, но всё же, пообещав вскоре исполнить желание, целомудренно поцеловал в лоб и, скрипнув зубами в сторону Боромира, первым покинул кабинет, в то время, как неунывающий, словно удельские хоббиты, Фарамир уже в красках расписывал, какой можно будет закатить знатный пир, сыграв в следующем апреле сразу три свадьбы.
Что ж, апрель это мой самый любимый месяц. Однако сначала придется пережить очередную обиду на упрямого рохиррима, который добивался своих целей, не гнушаясь никаких методов и не считаясь ни с чьими чувствами. А обида эта была настолько сильной и глубокой, что перебороть её не хватило и мая с июнем. Лишь к концу июля, окончательно прижившись в Цитадели, успев проститься с уехавшими Гэндальфом и хоббитами и познакомиться с прибывшей вместе с Владыкой Элрондом красавицей Арвен, глядя на то, как она и Арагорн рады долгожданному воссоединению, я поняла, что невыносимо сильно скучаю по своему Сенешалю, который теперь уже стал Королём Марки. Ведь что есть любовь? Это не только объятия, поцелуи и сладость от близости, но и глубокая привязанность, доверие, понимание близкого человека, как самого себя, даже если между вами есть кардинальные различия, это способность принимать и подстраиваться, а не только эгоистично требовать, чтобы всё было по-твоему и ничего по-его, это тоска по серым глазам и крепким рукам. Эта тоска была настолько сильна, что, наконец, заставила до конца осознать, что я больше не принадлежу своему времени свободных нравов, а живу в мире Эйомера и, чтобы найти в нём свой дом, нужно сначала научиться жить по правилам этого мира, принять то, что мужчина — главный во всех начинаниях, а уважение к нему, подчинение ему — единственный путь к взаимному счастью.
Изо дня в день следуя за Ранарой, на которую Боромир возложил нелёгкую задачу научить будущую Королеву государства конников справляться со всеми дворцовыми хлопотами и быть такой образцовой хозяйкой, чтобы ему не было стыдно выдавать её замуж, я внимала каждому слову женщины, показывавшей, как прядут шерсть, ткут ткань, заваривают воск для свечей, мёд для хмельных напитков и мыло для купания и стирки, узнавала секреты того, как чистить столовое серебро, сохранять свежесть хлеба и заполнять кладовые только нужными продуктами. И, разумеется, я убирала покои в Цитадели вместе с прислугой, чтобы в будущем знать, где она лодырничала, а где заслужила похвалу за приложенные усилия. Дни от зари до заката пролетали почти незаметно, даже не всегда находилось время для прогулок с Талой в городском парке: дальше Врат меня теперь вообще не выпускали. А вот ночами то маяла бессонница, то посещали такие чудесные сны, что поутру совсем не хотелось просыпаться, и всё нетерпеливей становилось сердце, всё сильнее хотелось, чтобы поскорее настал август. А он случился, душный и совсем без дождей, но зато одним знойным днём в Минас-Тирит приехал отряд рохиррим, чтобы забрать тело своего погибшего Конунга для захоронения в возведённом за это время кургане. Событие само по себе печальное, время траура, разумеется, не для радостей, но, тем не менее, я была бесконечно счастлива тому, что, наконец, снова увижу Эйомера.
Едва дождавшись, когда закончится официальная часть встречи с Арагорном и Боромиром, переодевшись в лёгкое, цвета молодой листвы платье, я поспешила в обеденный зал, где для уставших с дороги витязей была накрыта трапеза. Сидеть возле опекуна, скромно потупившись и, как подобает леди, не задавая лишних вопросов, было просто невыносимо, но от того лишь радостнее были минуты, когда после мы, наконец, оказались в холле. Судя по настороженному взгляду Эйомера, он ожидал, что я всё ещё злюсь на него и могу затеять ссору, но, даже не подумав заниматься такими вульгарными глупостями, я просто спряталась в его раскрытых объятьях, не в силах даже слезами выразить, как сильно его люблю.
— Пойдём, мне дозволена честь повезти тебя на прогулку, — шепнул в мои волосы рохиррим, пока я старательно заливала солёной влагой его камзол, и, не дождавшись вразумительного ответа, привычным движением подняв на руки, понёс к конюшням. Лишь на миг оторвав голову от его груди, я заметила стоящего на ступеньках Боромира, который следил за нами столь внимательно, словно желал убедиться, что не допустил ошибки, согласившись выдать меня замуж за племянника покойного Тэйодена.
Своей неукротимой резвостью успевший отдохнуть Огненог в очередной раз доказал, что является одним из лучших скакунов табунов Марки, и уже вскоре привёз нас к пристани на берегу Андуина, где сине-зелёные бурные воды качали множество лодок и даже несколько ярко расписанных кораблей. Направив жеребца к зарослям орешника и клёна, Эйомер уверенно нашёл узкую тропку, которая вывела к серебристым тополям, у корней которых, доходя до самой воды, колыхались на ветру заросли мелких нежно-голубых цветов с радостными жёлтыми серединками.
Незабудки.
Такие красивые, нежные, хрупкие — незабудки.