Тогда я так и не смог разобраться в её нелогичных поступках, как и через несколько дней, когда она явилась в темницу, куда меня заключили за неповиновение воле Тэйодена, запретившего эореду покидать Эдорас. Во мне в те часы бушевало много разных чувств: удовлетворение от того, что удалось разбить вражеский отряд, гнев за несправедливое заточение под стражу и желание отомстить советнику, мысли о встреченных на обратной дороге путниках во главе с Боромиром и услышанных от них вестях. А она пришла в этот промозглый карцер такая светлая и тёплая, что невольно захотелось прикоснуться, прижать к груди, чтобы отогреться от всей боли и одиночества, тяжким грузом скопившихся в душе. Пришла и снова взялась за свои нелепые шутки, заставив тут же пожалеть о глупом порыве чувств. А потом… расплакалась, и эти хрустальные слёзы на бледных щеках обожгли, заставили рассердиться на себя за то, что не сумел защитить от нападок Гнилоуста, за то, что ей пришлось самой отбиваться от него. Позже, под моим давлением Эйовин призналась, что отбивала Лютиэнь её, а не себя, но тогда меня изрядно удивило другое — вину за самоуправство девчонки взял на себе Эрвин, младший сын одного и вассалов Тэйодена. Неужели глупый мальчишка, как и я, не может отвести глаз от этого милого, часто задумчивого личика? Какова же сила чар плутовки, и на кого ещё они распространяются? Незнакомая прежде ревность вместе с вновь вспыхнувшими подозрениями раскалённым клинком полоснули по сердцу, заставив лишь с усмешкой слушать её предупреждение о задуманном Гнилоустом отравлении. А принесённый пирог? Благодарю, но пусть сперва сама его отведает, чтобы я мог разобраться, кто из них двоих на самом деле задумал меня отравить, и что опаснее: открытая неприязнь лжеца или этот тревожный, проникающий в самую душу взгляд синих глаз? Слишком красивая, слишком тонкая, слишком молоденькая, слишком самонадеянная и в тоже время ранимая, хрупкая, как хрусталь, я видел это, чувствовал, и тем не менее не смог удержаться, чтобы не нанести рану, когда она с такой детской наивностью призналась, что боится заснуть, когда меня нет в Медусельде, что нуждается в защите. Раскрытие девичьих чувств было столь глубоким, что, похоже, она и сама не ожидала, оно говорило слишком о многом, но в тот миг вызвало лишь злость и раздражение. Может, потому что была во мне болезненная взаимность к её юным порывам, а может, потому что не допускал даже мысли о возможности связи с этим то ли цветком, то ли величайшим порождение зла. Да и дни войны не время для нежных всполохов. Несколько грубых слов, и узкие плечи напряглись, глаза-звёзды наполнились болью, обидой. Отступила от меня, и снова эта ложь, что может постоять за себя. Что ж, охотно поверю, что может кого угодно свести с ума своими выходками, сам уже едва на грани держусь.
Грань стала тоньше крыла бабочки уже к следующему вечеру. Наступивший день был полон радостных для Эдораса событий: прибывший в столицу вместе с эльфом, гномом, гондорцем и странником, зовущим себя наследником Исильдура, Митрандир сумел снять тёмные чары, излечить разум Конунга от болезни, а за одно и изгнать Гнилоуста. Я был бы рад смерти ублюдка, но предупреждение Арагорна не марать руки его кровью имело смысл, к тому же предстоящий военный совет волновал гораздо больше, чем организация погони за лжецом. Принесенные гостями недобрые вести о замыслах Врага вкупе с донесениями разведки говорили о том, что в ближайшие сутки нас ожидает атака вражеского войска, численность которого превосходит количество витязей Марки, которых возможно призвать в столь короткие сроки. К тому же расположенный на холме Эдорас мог стать смертельной ловушкой, если последует долгая осада. Куда лучшим решением казалось, не теряя времени, увести людей в Хельмову Крепь: там можно при случае надёжно укрыться в горных туннелях и дождаться подкрепления, на сбор которого может уйти до трёх дней. Обсуждения, сопоставления шансов и возможностей длились несколько часов, они увлекли меня настолько, что мысль спросить у Гэндальфа совета, рассказать ему о Лютиэнь запоздало пришла в голову, лишь когда Волшебник сказал, что ему нужно некоторое время побыть наедине со своими мыслями. Вызвавшись проводить его в гостевые покои, я последовал за старцем, и, когда мы оказались в пустых безлюдных коридорах, поведал о необычном появлении девушки. С интересом выслушав меня, он пожелал осмотреть панцирь-телегу и подобную палантиру штуковину, о которой Лютиэнь ни разу не побеспокоилась спросить с самой памятной ночи своего появления в Медусельде, и которая с тех пор больше не подавала признаков жизнь. Заключив, что в странных вещах нет и следа Тёмной Силы, Гэндальф спросил, где можно найти деву, и получив моё предположение, что, скорее всего, в этот час она коротает время в конюшнях, решил, что самое время туда наведаться. Я остался ждать его, оценивая прочность и остроту клинков и копий в оружейной, а когда через час Маг вернулся, услышал от него ту же просьбу, что и от Тэйодреда — беречь девочку.
— Она напугана и попала к вам не по своей воле, — спокойный взгляд серых глаз Мага не вызывал сомнения в том, что он говорит искренне и не узнал ничего дурного или лживого в разговоре с Лютиэнь. — Я не могу раскрывать тебе чужих тайн, но скажу, что порой судьба по жестокой ошибке лишает не только дома, но гораздо большего. Дом девушки далеко за морем, и вернуться туда, как и соединиться с родными, боюсь, возможности у неё не появится. Ты должен проявить терпение: она не такая, как мы, и выросла, вобрав в себя иные, различные с нашими нравы. Любому деревцу нужен клочок земли, чтобы жить; уверен, в Марке достаточно просторов, чтобы нашлось место для нового ростка.
Что ж, я узнал достаточно, чтобы убедиться в том, что Лютиэнь не являлась шпионкой Сарумана. Слова одного из мудрейших старцев Арды более чем достаточно для этого. Я понимал, что теперь бремя ответственности за девчонку ложится на мои плечи, но вот того, что она уже к вечеру затеет драку с Военачальником Гондора точно не ожидал. Недалеко от казарм мне встретился Арагорн, вместе мы отправились искать гнома Гимли, чтобы просить его осмотреть пещеры Хельмовой Крепи на предмет возможно долгого пребывания в них женщин и детей, но так и замерли как вкопанные, услышав лязг сходящихся мечей и во все глаза глядя на доселе невиданное зрелище: высоченного рыжего воина и щуплого мальчишку, сошедшихся, казалось, в смертельном поединке. Удивление от того, почему гондорец решил размяться с каким-то недомерком, сменилось гневом, когда я узнал в этом самом недомерке Лютиэнь. Узнал в тот миг, когда под натиском очередного выпада Боромира она выронила меч, но не растерявшись, с размаху двинула ему кулаком в челюсть. Следующие несколько секунду превратились в лишивший дара речи кошмар: взревевший от негодования гондорец ответил на подобную любезность ответным ударом, отчего девчонка пошатнулась, но не сдавшись, принялась с криком колотить его, да так отчаянно, что оба рухнули наземь, катаясь среди пыли и камней, словно парочка взбесившихся псов. С трудом приходя в себя, я всё же сумел гаркнуть достаточно громко, чтобы буйное растрёпанное темноволосое создание, которому полагается шить рубашки, а не кулаки распускать, замерло в руках пытающегося скрутить её гондорца. Окровавленное, чумазое лицо заставило поёжиться от нахлынувшего гнева, но добиться от этих двоих, что, мать его через косяк, происходит, так и не удалось. Пока эльф, проявив великодушие, оттирал куском влажной ткани и лечил в своей удивительной манере мою подопечную, Боромир принялся уверять, что всё в порядке, и ужасная драка, свидетелями которой мы стали, была ничем иным как уроком самообороны, который он, как и обещал, преподал девушке.