— Не могу сказать, что сильно расстроена.
В день премьеры Дайан совершенно не волновалась. Она знала, что сможет сыграть эту роль и сыграть так, чтобы авторитет Колфилда вновь поднялся на прежнюю планку. Все же в некоторой степени она была обязана ему своей славой, ведь он первым увидел в ней актрису. Но если раньше их связывало что-то вроде дружбы, то сейчас они были настолько далеки друг от друга, что даже почти не разговаривали. Дайан не нуждалась в подсказках режиссера, а больше общих тем для разговора у них не было. Дайан вполне устраивала сложившаяся ситуация. Она бы ни за что не смогла вновь улыбнуться Итену, поговорить с ним о проблемах театра или актеров. Они стали чужими.
Дайан смотрела на него и пыталась понять, что же она могла найти в этом человеке. Его славу? Но он легко ее потерял. Мастерство? Но Эдгар был гораздо способнее. Даже манера Колфилда одеваться казалась теперь Дайан ужасно забавной. Этот скошенный на одно ухо глупый берет, который, по замыслу Итена, должен был выдавать его принадлежность к богеме. Этот длинный, грубой вязки шарф. Теперь Дайан начала понимать, почему многих людей с тонким вкусом ужасно раздражал Колфилд. Даже ей сейчас было неприятно, когда он обдавал ее сильным запахом мужского парфюма, который пах елкой, как выражалась Ингрид.
Она стояла за сценой, ожидая своего выхода, и слушала, как Колфилд дает последние указания актерам. Наконец занавес поднялся, и персонажи первого акта покинули кулисы.
— Прости меня, Дайан, — неожиданно услышала она за спиной голос Колфилда.
Вместо ответа она только покачала головой.
— Я думал, что ты добрее…
— Я могла бы простить тебя, если бы была сердита, обижена, но сейчас я ничего к тебе не чувствую, ничего. Мне кажется, что я любила тебя тысячелетия назад.
— Но я…
— Не надо, Итен, мне сейчас выходить на сцену. Я не хочу думать об этом. Я не хочу никогда больше думать об этом. Я слишком много плакала. Иди в зал, ты же всегда смотрел спектакли оттуда.
Она так и не повернулась к нему лицом. Дайан понимала, что, как только увидит размытые возрастом черты, о которых грезила долгими ночами, тут же потеряет спокойствие, а это значило только одно: она не сыграет так, как должна сыграть.
Когда закончился спектакль, Колфилд понял, что вновь вернул себе свою славу и репутацию лучшего режиссера «театров вне Бродвея». Он подошел к Эдаму.
— Спасибо, что не бросил меня.
— Благодарить ты должен Дайан. Если бы она отказалась ехать со мной, я бы, ни на секунду не задумываясь, остался в Лондоне.
— Передай ей, пожалуйста, мою благодарность; боюсь, она сейчас не захочет меня видеть.
— В этом никто, кроме тебя, Итен, не виноват.
— Это я тоже знаю.
— Но я тебе даже благодарен: если бы ты от нее так демонстративно не отказался, она бы все еще любила тебя. А так лучшая женщина Вселенной рядом со мной.
Эдам резко оборвал свой монолог и пошел прочь от Колфилда, который нервно теребил замусоленный край своего знаменитого шарфа.
К Итену подошла Сюзанна.
— Привет, милый, — весело сказала она. — Как ты думаешь, я бы смогла сыграть эту роль?
— Конечно, — ответил он, понимая, что если сейчас скажет правду, то навсегда потеряет Сюзанну. А ему так хотелось, чтобы рядом был живой человек, пусть даже это будет Сюзанна!
— Дайан, ты была великолепна! — заорала Ингрид, распахнув дверь гримерной подруги.
Дайан улыбнулась.
— Я знаю.
— Думаю, автору пьесы повезло, что именно ты играла в ней. Цветы не от него? — невинно поинтересовалась Ингрид.
— Ты же видишь, что это лилии.
— Ну и что? У твоего Эдама, можно подумать, теперь монополия на эти цветы! Кстати, угадай, кого я встретила в театре, когда пробиралась к тебе?
— Даже и не буду пытаться, — рассмеялась Дайан, — ты знаешь слишком много людей.
— Нет, этот человек вполне банален. Это Сью. Она просила передать тебе записку. Я хотела отказаться, но она настаивала, иначе грозилась прийти к тебе сама. Вот, почитай. — Ингрид протянула подруге листок желтоватой бумаги.
— «Поздравляю. Я сделала ошибку, но теперь я ее исправлю», — прочитала вслух Дайан. — Как ты думаешь, что бы это могло значить? Может быть, ей стыдно?
— Нет, Дайан. Не нравится мне эта записка. Она принесет много горя. Я чувствую это.
14
Дайан впервые была по-настоящему счастлива: рядом с ней любимый человек, ее карьера на взлете, дорогие ей люди рядом — что еще может желать человек?!