— Он в порядке? — интересуется мама.
— Что значит, в порядке ли он? — рявкаю я. — Разве ты не должна спросить, как я себя чувствую после того, как встретилась с человеком, который убил моих мужа и ребенка?
Выражение на лице мамы смягчается, но она всё еще хмурится.
— Родная, ты так быстро уехала, что даже не знаешь о том, что было после аварии. Ты не должна винить беднягу. Он сам прошел через многое.
— Я рада, что он чувствовал себя виноватым. Это ничто по сравнению с моим горем, — язвлю в ответ.
— Виктория, я в тебе разочарован. — Отец смотрит на меня с укором.
Это очень быстро заставляет меня замолчать, и я съеживаюсь на своем стуле. Всю мою жизнь отец был моим героем и разочаровать его... — это хуже, чем проиграть очень важное дело.
— Никто не виноват в той аварии, но этот парень заплатил за неё. Он перевернулся на своем грузовике и приземлился на крышу одной из других машин. Та машина разлетелась на куски, и несколько железных обломков попали ему в голову. — Я делаю глубокий вдох, образ Чейза, запертого в искореженном куске стали, вызывает боль.
— Какое-то время он находился в коме, — говорит мама. — Затем вынужден был оставаться в больнице, пока не вылечил черепно-мозговую травму.
— Вы знали его? Знали, кто он такой? — не веря своим ушам, шепчу я.
Папа отрицательно качает головой.
— Нет, не лично. Мы навели справки через знакомого нашего знакомого. Я боялся, что в тот день мы потеряли еще одну жизнь.
— Еще одну? — хмурюсь, сдвигая брови на переносице.
— Да, солнышко. Еще одну жизнь. Может, он и не являлся нашей семьей, но был такой же невинной жертвой того несчастного случая, как и все остальные. Его жизнь так же важна, как твоя, Сары или Бена, — папа качает головой, опустив взгляд на стол. — Я хотел связаться с ним, убедиться, что он не живет с чувством вины или переживает, что мы виним его, просто проверить, что с ним всё в порядке. Но мы не хотели навязываться. Поэтому, оставили его в покое.
Я в полной растерянности от их слов. Чувствую, как комната начинает кружиться. Я раздумываю, рассказать им или нет, мои мысли скачут туда-сюда. Мне хочется узнать их реакцию, чтобы почувствовать оправдание своему гневу и негодованию.
— Это был Чейз, — выпаливаю я.
На их лицах застывает одинаковое выражение замешательства.
— Какой Чейз? — спрашивает мама.
— Монро, мам, — коротко отвечаю я. — Чейз Монро, тот парень, с которым вы познакомились на свадьбе.
У мамы отвисает челюсть, а папа выглядит задумчивым. Задумчивым? Да, о чем тут думать? Я спала с человеком, который забрал жизни Бена и Сары.
— Он знал об этом? — спрашивает отец.
— Нет, — признаюсь я, — до прошлой недели он не знал, что это я. Он отвез меня на кладбище.
Мама прикрывает рот рукой.
— Ах, родная, представить не могу, как это было тяжело. Насколько вы оба были расстроены.
И я снова теряюсь. Неужели они не понимают, что происходит?
— Ну, теперь это уже не имеет значения. Мы расстались, — бормочу я, мое сердце все еще болит от этой мысли.
— Почему? — мама снова накрывает мою руку своей. — Ведь очевидно, что ты его любишь. Думаю, вы могли бы излечить друг друга.
— Я должна идти, — отнимаю руку и встаю.
Мама смотрит на папу, ее глаза бегают между нами, тревога написана на её лице.
— Ты еще вернешься? — угрюмо интересуется отец.
Его вопрос немного смягчает меня, и я киваю.
— Как насчет ужина на следующей неделе?
На их лицах вновь появляется то радостное выражение, с которым они меня встретили. Мама провожает меня до двери и крепко обнимает.
— Я так сильно по тебе скучала, доченька, — шепчет она. — Подумай о том, что я сказала, ладно? Никто не виноват в том, что случилось, только вы двое обвиняете себя.
Я не отвечаю, но обнимаю её и машу рукой, направляясь к своей машине.
Столько мыслей крутится в голове, что, кажется, я взвинчена еще больше, чем, когда приехала к своим родителям. Ясно одно — я ужасно устала. Дорога обратно в город занимает полчаса, и, когда я наконец оказываюсь в своей квартире, то падаю на кровать в комнате для гостей и практически вырубаюсь от эмоционального стресса и недосыпа на этой неделе.
Слышу, как в гостиной звонит телефон, вырывая меня из сна. Это звонок от консьержа. Вздыхаю и смотрю на часы, сейчас восемь вечера. Я не жду никакой доставки. Хмурясь, плетусь к телефону и молюсь, чтобы это был не Чейз, ожидающий внизу, чтобы его пустили. Потом вспоминаю, что он есть в списке гостей, значит, это не он, и вздыхаю с некоторым облегчением.
— Да? — отвечаю хриплым ото сна голосом.
— К вам посетители, мисс Ларкин.
— Гм, кто? — осторожно спрашиваю.
— Это...гм, группа людей. Меня просили передать вам, что они с Белиндой? — Его сообщение заканчивается вопросом, которым он просит разрешения отправить их наверх.
Я сразу же начинаю переживать, что что-то случилось с Чейзом. Говорю консьержу, чтобы пустил их, и расхаживаю перед дверью в ожидании стука. Когда он раздается, так резко открываю дверь, что она ударяется о стену.
— Всё в порядке? Все в порядке? — В моем паническом состоянии слова звучат неразборчиво. Машу им рукой, чтобы они зашли внутрь, и продолжаю тараторить. — Что-то случилось с... С кем-то что-то произошло?
Белинда кладет руку на мое плечо.
— Никто не умер и не попал в больницу, ничего такого. Выдохни и успокойся. — Прислушиваюсь к её совету и следую за ней к дивану, где все остальные уже расселись.
— Никто не пострадал? — уточняю я.
— Я этого не говорила, — начинает Белинда. Она поднимает руку, когда я собираюсь заговорить. — Знаю, это не мое дело, но эта группа — наша семья. Включая тебя и Чейза. И когда кто-то страдает, страдаем мы все.
— Он раздавлен, Тори. Я никогда его таким не видел, — произносит Нейт.
Мотаю головой, отступая назад, потому что не хочу говорить на эту тему.
— Ты не понимаешь ... — Но Белинда продолжает настаивать, взяв меня за руку и не давая убежать.
— Чейз рассказал нам, дорогая. Мы понимаем, с чем вы оба имеете дело, во всяком случае до некоторой степени. Тори, посмотри на меня. — Голос Белинды тверд, и она встает передо мной так, чтобы у меня не было другого выбора, кроме как подчиниться. — Ты уже давно стоишь на пороге принятия, а Чейз еще не достиг этой стадии, хоть и не хочет, чтобы кто-то знал об этом. Но вместе? Вместе вы точно обретёте его.
У меня нет ответа. Я знаю, что Белинда права. Мы были так близки, совершая этот последний прыжок вместе. И где же я теперь? Потерялась.
Билл берет Гленду за руку и встречается со мной взглядом.
— Ты уже поняла, что никогда их не забудешь. Разве ты не веришь, что они хотели, чтобы ты была счастлива?
Я медленно киваю. Да, я начала верить, что Чейз был ключом к моему будущему, тем, кто должен был вернуть меня к жизни. Но разве не он всё у меня отнял?
— Ты никогда не задумывалась, — продолжает Бен, — что это они послали его к тебе? Потому что вы единственные, кто действительно могли бы исцелить друг друга? Единственные, кто мог понять боль друг друга?
Слова моих родителей звучат у меня в голове: «исцелите друг дуга. Никто не виноват, только вы двое продолжаете винить себя».
— Тори, я не была знакома с твоим мужем, — говорит Белинда, — и с твоей дочкой, но я зная тебя, могу представить, что они были сострадательными, любящими людьми. Я права?
Слезы градом катятся по щекам, я шмыгаю носом и киваю.
— Возможно, через тебя они смогут освободить Чейза от чувства вины, тем самым освободить и тебя от твоего бремени.
Белинда кладет руку себе на сердце, слегка надавливая.
— Наши дети танцуют с ангелами, Тори. Когда мы счастливы, мы даем им музыку.
Сара танцует с ангелами.
Она танцует с ангелами.
Татуировка Чейза. Он наказывает себя этой татуировкой как напоминанием о том, что она умерла. Но это значит совсем другое. Она танцует с ангелами. Татуировка должна напоминать, что нужно писать симфонию, под которую она танцует, которая вызывает улыбку и смех на её милом личике. Музыка, говорящая ей, что мы тоже счастливы.