— Зверь, а? Скорее нытик, который не может пережить, когда на улице ноль градусов, — поддразнивает Тори.
Усмехаясь, я снимаю куртку и смотрю на стену.
Она идеальна.
Тори позаботилась об этом. Как только она поняла, какой цвет я пытался подобрать, то попросила у своей матери фотографию Сары, сделанную в тот роковой день. Раньше Тори было тяжело смотреть... видеть их фотографии со дня их смерти. Но сейчас важнейшим элементом нашей желтой стены является огромное, увеличенное фото Сары в красивом платьице, дующей на одуванчик.
Мы даже заказали специальную виниловую фразу, которая тянется через всю стену над её снимком.
«Она танцует с ангелами».
— Готова красить? — спрашиваю, отводя взгляд от нашей стены.
Тори пожимает плечами.
— Наверное. Это какой уже раз? Тринадцатый? Боже, Чейз, да у тебя проблемы.
— Восьмой, а не тринадцатый. Это не тот оттенок, и ты это знаешь.
Хватаю ведро с краской и неторопливо иду в нашу комнату, где мебель уже отодвинута от дальней стены. Оказавшись в комнате, ставлю краску на пол и смотрю на стену.
— Я смотрю на них каждый божий день, милый, — бурчит Тори. — Это правильный оттенок. Ты просто помешан на красках. Может, тебе стоит оставить преподавание в колледже и стать художником.
Качая головой, подхожу к Тори и обхватываю её щеки руками, чтобы заглянуть в глаза. Цвет карибской морской воды на границе с темными глубинами океана. Это цвет её глаз — вечно ускользающий оттенок, который, кажется, мы никак не можем подобрать.
Но, может, сегодня нам повезет. Мы пробуем цвет под названием «Водолей». Хотя этот оттенок кажется близким, боюсь, ничто и никогда не сравнится с непревзойденной красотой её глаз.
— Не, мне нравится мой график. Какая другая работа позволит мне зависать в твоем офисе по вторникам и четвергам? — смеюсь я.
Тори закатывает глаза.
— Чейз, серьезно, тебе пора прекратить торчать в моем офисе в эти дни. Стейси считает, что это время для веселья, и клянусь богом, она гордится тем, что собирает нам одинаковые обеды в эти дни. Ты отвлекаешь моего помощника, и вы, два идиота, всё время смеетесь надо мной. Меня это жутко бесит.
— Тебе это нравится, — улыбаюсь я, щекоча её. — Даже Гленда сказала мне об этом вчера.
— Вот чума! А я считала её своей подругой! — ахает Тори.
— Я, дорогая, подвергался пыткам этим её ужасным печеньем, в то время как тебе каждый раз удавалось соскочить благодаря какой-то выдуманной диете, на которой ты типа сидишь. Начни есть эту её жуткую выпечку, и, может, она начнет хранить твои секреты.
Тори упирает руки в бока, пытаясь сердито смотреть на меня, безуспешно, смею добавить, и я решаю, что она выглядела бы намного симпатичнее голой. Не обращая внимания на её притворный гнев, начинаю раздевать Тори, стаскивая с неё свитер. В тот момент, когда мне удается снять с неё лифчик, она уже больше не злится, и остальная наша одежда исчезает за считанные секунды.
Не успевает Тори забраться на кровать и лечь на спину, как я следую за ней и прижимаюсь губами к её шее. Её стон — моя погибель, и мой член болезненно прижимается к ее животу, пока я поклоняюсь ей своим языком.
— Чейз, сейчас, — умоляет Тори, извиваясь подо мной.
Ей не приходится долго ждать, и вскоре я толкаюсь в её тугое горячее тело.
— Я люблю тебя. — затаив дыхание, шепчет она.
Целую её, медленно и уверенно занимаясь с ней любовью и наслаждаясь ощущением соединения с Тори. Когда она стонет от удовольствия, я смотрю в её прекрасные голубые глаза.
— Я люблю тебя. И всегда буду любить, детка. Всю свою жизнь, черт подери.
Несчастный случай
Бен
Сердце бешено колотится в груди, когда моя теща выкрикивает имя моей жены. Но не могу сейчас на этом сосредоточится. Я должен добраться до нее... до моей малышки.
— Виктория!
Сара резко вскидывает голову, ища свою мать, и вырывается из моей хватки. Она маленькая, но шустрая малышка. Знаю, мне нужно поднять её на руки, пока она не выскочила на дорогу еще дальше.
Всё вокруг меня расплывается. Гудки машин. Визг шин. Моя кричащая жена.
Игнорирую всё это и сосредотачиваюсь на Саре-Медвежонке. Я уже близко к ней и, хватая её, поднимаю на руки, в безопасность моих объятий. Её сладкий аромат обволакивает меня, и я крепко прижимаю дочку к своей груди.
— Ты напугала папочку, — бормочу ей в волосы, направляясь прямиком к концу дороги подальше от приближающихся машин.
— Папа, — лепечет Сара и извивается у меня на руках.
Мне нужно убраться с дороги, но как только пересекаю разделительную полосу в центре шоссе, неподалеку раздается автомобильный гудок, заставляя меня вздрогнуть. Движение настолько интенсивное, что я не могу отступить, но и стоять посреди гребаной дороги тоже небезопасно.