– И у меня, – сказала Ли, пытаясь представить его маленьким мальчиком, но у нее ничего не вышло. Он такой сильный, такой властный, что просто невозможно представить его другим. – Расскажи мне о своем детстве, – выпалила она, несмотря на свою решимость дождаться, когда он сам захочет рассказать ей о своем прошлом.
Лицо его потемнело, глаза сузились, и она пожалела о своих поспешных словах. У них впереди многие годы, чтобы узнать все то, что нужно знать друг о друге. Ей не хотелось, чтобы мучительные воспоминания вторгались в этот вечер, в их первый совместный вечер за долгое время.
Молчание затянулось, и единственными звуками были частое дыхание Ричарда и ветерок, дрожащий на портьерах.
– Особенно рассказывать нечего, – пробормотал Ричард, но резкий тон подсказал, что это не так. – Эрик был старшим сыном, а мы с Джеффри – гарантия того, что род продолжится, в случае если Эрик… – он перевел взгляд на клетку, – если Эрик умрет раньше, чем произведет на свет сына.
Ли накрыла его ладонь своей.
– Прости. Я не хотела…
– Не беспокойся, – сказал он, сжав ее пальцы. Господи, что же это с ним?
Глаза горели, а горло болезненно сжалось. Лучше бы она швырялась в него посудой и обвиняла в бесчувственности. Что угодно, но только не это нежное отношение. Это мягкое понимание всего, что он пережил, угрожало лишить его мужества, а ведь она не знает и половины всего. И он никогда ей не расскажет. Некоторые тайны слишком глубоко разъедают душу.
Некоторые тайны никогда не стоит открывать.
В глазах у нее заблестели слезы.
– Как он умер?
– Упал с лошади. – Ричард сглотнул вставший в горле ком. – Чуть больше года назад.
Ричард не мог думать об этом. Его воспоминания были все еще слишком горькими, слишком болезненными. Он вернулся к более насущным заботам. Он еще не видел Джеффри, и никто из слуг, похоже, не знает, где брат.
– Когда ты последний раз видела Джеффри?
– Два дня назад, – ответила Ли, и в ее мягкой улыбке не отразилось и намека на озабоченность. – Он уехал в гости к друзьям. Какая-то вечеринка в Эдинбурге, он сказал.
Господи помилуй, Ричард – дурак, если полагал, что сможет устоять перед Ли, такой тихой, и в то же время сильной. Пожалуй, лучше было остаться в Йоркшире.
– А он не говорил, у кого будет?
– У лорда Эглстоуна и лорда Ишервуда. – Нотка паники закралась в ее голос. Пальцы сжали его ладонь. – Что-то не так? Мне трудно судить, потому что у меня нет братьев, но Джеффри и в самом деле уходит из дома когда ему заблагорассудится и часто отсутствует по нескольку дней. Рейчел говорит, что это совершенно нормально для джентльмена высшего света, поэтому я не…
– Нет, ничего страшного. – По крайней мере Ричард на это надеялся. Он поцеловал кончики ее пальцев, вдохнул знакомый запах кожи, роз, мыла и мягкой женственной плоти. – Но спасибо, что беспокоишься.
Во взгляде, который Ли бросила на него, отчетливо читалось: «Разумеется, я беспокоюсь, я же твоя жена, идиот».
Он провел ладонью по губам, чтобы спрятать улыбку. Напряжение, сжимающее шею, ослабело. Эглстоун и Ишервуд молодые и глупые, в этом нет сомнений, но не такие безрассудные, как многие приятели Джеффри. Не увлекаются чрезмерно выпивкой и азартными играми. Вряд ли общение с ними доведет Джеффри до большой беды. А утром Ричард отправит своего помощника убедиться, что все хорошо и что Джеффри там, где, по его словам, должен быть.
Сегодня же вечером Ричард уже ничего не может сделать. Его мыслительные способности быстро исчезают, все органы чувств стремительно сосредотачиваются на жене. Ее золотые волосы распущены и струятся по плечам. Зеленые глаза мерцают в свете свечей.
Фривольное платье обнажает ровно столько груди, чтобы соблазнить его, бросить вызов нырнуть за корсаж и исследовать прелести, скрытые от глаз.
Ли застенчиво улыбнулась:
– Я произвела еще кое-какие изменения, пока тебя не было.
Он спрятал ухмылку.
– Да, я слышал.
Ее брови взлетели вверх.
– Ясно. Полагаю, Рейчел не теряла времени даром. Смею сказать, я ужасно ее раздражаю.
– Не сомневаюсь, но не волнуйся. Всё и вся раздражает Рейчел.
– Почему у нее нет собственного дома? – Ли прикрыла рот ладонью, словно не собиралась задавать этот вопрос.
Что Ричард мог сказать? Что готов сделать все, что в его силах, чтобы избавиться от Рейчел, за исключением одной вещи, которая совершенно точно разобьет сердца им всем?
Он сжимал и разжимал кулаки.
– Если Рейчел уйдет, то заберет с собой Элисон. – И у Ричарда не будет причин отказать ей в этом. За исключением тех, которые нельзя произнести вслух. – Она еще такая маленькая. Слишком много всего случилось в ее жизни. Ее отец… – Голос дрогнул. Ричард набрал полную грудь воздуха, провел рукой по волосам, откашлялся. – Как ее опекун, я хочу, чтобы она была здесь, со мной.
От пристального взгляда Ли ему стало не по себе, возникло желание заерзать и отвести глаза от ее пронизывающего взгляда. Она, кажется, считает, что он какой-то герой, благо роднейший человек, а не тот презренный трус, который принудил ее к браку, чтобы спасти свою душу и сохранить свои секреты. Боже, неужели он не лучше ее отца?
– Элисон, – произнесла Ли, улыбнувшись с искренней, неподдельной нежностью. – Она просто прелесть. Ей понравился подарок?
– А ты как думаешь? Кстати… – Ричард сунул руку в карман и нащупал украшение, которое купил в поездке. – У меня есть кое-что и для тебя. А теперь закрой глаза.
– Обожаю сюрпризы, – сказала она, закрывая лицо ладонями, чтобы не подглядывать.
Он взял ее левую руку в свою. Нервное хихиканье рассмешило его, или, быть может, это он сам так нервничал, что дрожала рука. Это безделица, сущий пустяк, по крайней мере, так он говорил себе, когда она открыла глаза и воззрилась на кольцо – большой квадратный изумруд в окружении мерцающих топазов.
Это подарок в знак примирения за то, как отвратительно обошелся с ней Ричард перед отъездом. Ни больше ни меньше.
Но она посмотрела на него глазами, в которых светилось то глубокое чувство, которое он уже видел раньше, глазами, которые побуждали его заглянуть к себе в душу, сказать правду.
И вновь ее чудные слова пришли, чтобы терзать его. «Я люблю тебя».
– Запоздалое обручальное кольцо, – прошептал Ричард. Он не мастер красивых слов. Он не мог сказать, что оно напоминает ему ее глаза, золотые крапинки, мерцающие в зеленых глубинах, завораживающую улыбку с обещанием «навсегда» во взгляде. Еще слишком невинна и идеалистична, чтобы понимать, что навсегда – это всего лишь мечта.
Господи, как же Ли прекрасна! Ричард не смог бы вымолвить больше ни слова, даже если б от этого зависела его жизнь. Он обвил Ли руками за шею, опустил голову и привлек ближе.
Он накрыл ее рот своим и почувствовал, как мир взорвался. Каждая мышца, каждое сухожилие сжались и напряглись. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не разорвать на ней платье и не швырнуть на постель, не вонзиться в ее тело неистово, безудержно.
Он заставил свои руки медленно развязать завязки платья, легчайшим движением руки обнажить округлые плечи для своих прикосновений, губами следуя по дорожке, проложенной кончиками пальцев. Исследуя. Пробуя на вкус.
Контуры плеч. Изгиб шеи. Гортанные стоны Ли грозились сломать его хрупкое самообладание. Когда ладошки пробрались к нему под сюртук, широко распластав пальцы на груди, Ричард пропал. Рывком сорвал с себя жилет, и пуговицы разлетелись по полу. Господи, помоги! Ли засмеялась. Засмеялась тихим, робким, нервным смехом, который затронул какую-то струну в его душе и обжег дыхание. Ли потянулась к его рубашке, вытащила ее из бриджей, затем стащила через голову. А потом Ли подняла взгляд, и Ричард подумал, что может утонуть в зеленых глубинах этих глаз, до краев наполненных желанием. К нему. Только к нему.
– Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, – сказала она дрожащим голосом. Лицо ее пылало нежнейшим румянцем, когда она схватилась за край своей рубашки и медленно, так мучительно медленно стала поднимать ее выше и выше.