Ричард подхватил Элисон на руки.
– Может, лапочка, завтра отправимся в зверинец? А сейчас пора в постель. Рассказать тебе сказку на сон грядущий?
– Но я не хочу спать, – возразила Элисон, обиженно надув губки и похлопав Ричарда пальчиками по щекам. – Я хочу пойти с тобой и тетей Ли.
Рейчел пробежала пальцами по руке Элисон, кончиками пальцев коснувшись руки Ричарда.
– Ну, ну, дорогая, не капризничай. Мама с дядей отведут тебя в твою комнату.
Материнская нежность в голосе Рейчел так не соответствовала ее обычной холодности что Ли нахмурилась. Не то чтобы она считала Рейчел плохой матерью. Просто до этого момента Ли не доводилось видеть ничего, хотя бы отдаленно напоминающего привязанность.
Скорее, снисходительная терпимость к своему отпрыску. Холодное убеждение, что детям место в детской, среди слуг и всяких вещей, которые могут пригодиться в будущем, но пока в них нет надобности.
Элисон тряхнула головкой. Один черный локон зацепился за ресницы.
– Я хочу, чтобы со мной пошла тетя Ли. Ее истории смешные.
– Смешнее, чем мои? – Ричард в притворном ужасе вздернул брови. – Придется мне наказать тебя за такое коварное предательство.
Он пощекотал ей бок. Элисон взвизгивала до тех пор, пока ее хихиканья не заставили его закрыть глаза и откинуть голову назад. По лицу Ричарда пробежал спазм какого-то чувства, которое Ли не смогла определить.
Недобрый взгляд, который Рейчел бросила на Ли, был ясен. Элисон – дочь Рейчел, и Ли лучше не вмешиваться.
Рейчел, разумеется, права. Как бы Ли ни наслаждалась мгновениями, проведенными с Ричардом и Элисон, она не должна вставать между Рейчел и ее ребенком.
– Я расскажу тебе историю утром. – Ли поцеловала Элисон в щечку, извинилась и вернулась в свои покои, где ее ждала горячая ванна. Горничная помогла раздеться и залезть в сидячую ванну. Теплая вода, ароматизированная розовым маслом, успокоила и расслабила Ли.
Она думала о Томми, о том, с какой быстротой он поправляется, вновь превращаясь из больного ребенка в проказливого мальчишку. Это было так же поразительно, как и щедрость Ричарда. Он не только несколько раз сопровождал ее в приют, но даже произвел тщательную оценку здания и сделал некоторые финансовые приготовления к его ремонту и усовершенствованию.
Только одно темное облако омрачало счастье: постоянная враждебность Рейчел, подчеркиваемая бесконечными светскими обязанностями – балами, раутами, обедами, которые Ли ненавидела всей душой. Но это было неотъемлемой частью жизни Ричарда, поэтому Ли помалкивала.
Со вздохом она выбралась из ванны, надела простое муслиновое платье, окаймленное изящным кружевом, и села к туалетному столику, чтобы расчесать волосы. Она наклонилась вперед, чтобы повнимательнее разглядеть шрам на виске, от которого теперь осталась тонкая белая линия.
Со временем, надеялась Ли, он исчезнет совсем. А еще она надеялась изгнать демонов, преследующих прошлое Ричарда, чтобы он вновь был волен любить. Волен любить ее.
Ли подумала, что уже продвинулась в этом направлении. И все же порой она ловила на себе его загадочный мрачный взгляд, от которого у нее по спине пробегала дрожь страха и сомнения.
И спит Ричард беспокойно. Ли уже потеряла счет, сколько ночей он просыпался, весь в поту, затравленным взглядом отыскивая в темноте ее глаза.
Дурной сон, объяснял он, притягивая Ли к своей груди. Но отчаяние, с которым Ричард прижимался к ней, лихорадочный стук сердца у нее под ухом говорили, что тут нечто большее.
И все равно Ли не собиралась поддаваться этой неуверенности, когда будущее внезапно стало казаться таким светлым. Непоколебимая поддержка Ричарда и его понимание давали Ли силу посмотреть в лицо своему прошлому, смириться не только с отцовским предательством, но и с исчезновением сестры.
И хотя Ли по-прежнему очень хотела найти сестру, но больше не испытывала того страха, который отягощал ее так долго, тайного стыда, что она каким-то образом виновата в судьбе Кэтрин. Ричард прав. Ли была еще ребенком. Она ничего не могла сделать.
Смежная дверь распахнулась. Объект ее мыслей вошел в комнату и остановился позади ее стула. Ричард выглядел греховно красивым в своем вечернем наряде: белоснежной рубашке и шелковом шейном платке, которые великолепно контрастировали с черным фраком и брюками. Соблазнительный аромат жасмина и еще какой-то запах, решительно мужской, присущий только ему одному, окутал Ли, когда они встретились глазами в зеркале. Улыбка Ричарда была мягкой, обворожительной и пробудила желание. Ли испугалась бы той власти, которую он имеет над ней, если б не была уверена, что он чувствует ту же потребность, ту же неутолимую жажду.
– Почему ты еще не одета? Мы должны быть у Эллиотов меньше чем через час.
– Я не пойду, – ответила Ли. Как бы ей хотелось хоть раз остаться надменной, холодно отстраненной и чопорной, как настоящие аристократки, о которых Рейчел ей все уши прожужжала, женщиной благородного происхождения, которая не тает от одного лишь жаркого взгляда, шепотом произнесенного слова!
– Почему? – Он легонько прикусил ее ушко.
Ли с силой сжала губы, чтобы заглушить стон, пожала плечами и закрыла глаза.
Ричард обошел стул, опустился перед ней на колени, чувственным жестом положив свои большие ладони ей на бедра.
– Ответь мне.
Как могла она описать те мучения, которые испытывает среди его так называемых друзей?
– Просто я устала, вот и все.
Он вскочил на ноги.
– Я пошлю за доктором.
– Я не больна. – Она схватила его за руку. Он присел на корточки.
– Тогда что случилось?
Ли с нежностью взирала на это любимое лицо со сдвинутыми в одну линию бровями, с черными сузившимися глазами, напряженно вглядывающимися в нее. Она не могла сказать ему всего, но и не хотела, чтобы он беспокоился, поэтому остановилась на полуправде.
– За последние десять дней у нас было шесть выходов, – сказала Ли. – Все эти приемы длятся до рассвета. Я пока еще не привыкла к жизни, которую ты ведешь. Наверное, я принадлежу к скучному типу людей, но с гораздо большим удовольствием я осталась бы дома и почитала… или еще что-нибудь…
Его ладони пробрались ей под платье, пальцами скользнув по лодыжкам. Ее трепет вызвал у него улыбку на губах и опасный блеск в глазах.
– Еще что-нибудь? – пробормотал Ричард. Его глубокий голос, казалось, замедляет движение времени, рассылая томительный жар щекам, покалывающую тяжесть в груди, тянущую боль между ног.
Ли ощущала, как вздымается и опускается его грудь, чувствовала его соблазнительный, манящий запах и жар пальцев, гладящих нежную кожу под коленками.
– А это «что-нибудь» имеет отношение ко мне?
Это было соблазнение – скольжение ладоней, поднимающих подол платья выше колен, пальцы, прокладывающие медленные дорожки вдоль бедер. Ли вздохнула:
– Боюсь, что самое непосредственнее.
– Ты такая сладкая, Ли. Я никак не могу насытиться тобой.
– Мне бы очень хотелось остаться дома, с тобой.
Она откинула голову на спинку стула и закрыла глаза. Один палец скользнул внутрь, гладя и дразня ее до тех пор, пока она больше не могла сдерживать стоны.
– Но сегодня мы должны пойти…
С каждым медленным кругом в животе и груди растекалась щемящая сладкая боль. Ли не улавливала смысл слов. Она закусила губу, дыша часто и прерывисто.
Второй палец присоединился к первому, растягивая ее, наполняя. Но ей хотелось большего. Она сжала плечи Ричарда руками, пытаясь притянуть на себя.