А потом он накрыл ртом ее губы и потихоньку начал вдыхать в Соню свой кислород. Пока не отдал весь. Только тогда он оттолкнулся от дна и они всплыли.
- Жажда жизни! - произнёс он горячо, страстно, вдыхая полной грудью.
- О чем ты? - жадно хватая воздух ртом, спросила Соня.
- Скажи, после того, как почти умерла, жить хочется, как никогда? Правда? - он снова притянул ее мокрые губы к своим и мягко поцеловал, скользнув языком между ними. Вода с его волос струилась по Сониному лицу, попадала в рот вместе с поцелуем. - Ценить начинаешь каждую минуту здесь и сейчас! Не думая о будущем!
- Ты сумасшедший, Моронский! - Соня покачала головой и улыбнулась. Абсолютно счастливой, возможно даже глупой улыбкой.
Он, вдруг, нахмурился. Впился в неё своим пронизывающим взглядом и сказал:
- Твой. До последнего вдоха, до боли... твой!
Эпилог
Люблю каждой взорванной ночью,
Каждой недописанной песней.
Я тебя люблю беспредельно и прочно,
а иначе мне не интересно.
И на меньшее я не согласна.
И самыми сильными ливнями
я тебя люблю,
и пусть это опасно,
только никогда не останови меня.
Я тебя люблю.
Люблю.
Мария Чайковская «Люблю»
Интернет её предупреждал, что в августе на юге Флориды невыносимо жарко, но Соня не готова была, не предполагала, что настолько! Солнце пекло нещадно при почти стопроцентной влажности, и крем от загара оказался единственным востребованным средством Сониной косметички. Более того, ежедневно, как по расписанию, в четыре после полудня лил дождь. Вот, только что на небе не было ни облачка, как, вдруг, налетевший ветер притаскивал огромную тяжёлую тучу, которая обрушивалась на зелёный цветущий рай сплошной водной стеной. Минут двадцать и дождя как не бывало. Передохнувшее за облаками солнце, с новой силой принималось плавить все вокруг. Одежда моментально пропитывалась влагой, волосы прилипали ко лбу и шее. Соня с удивлением узнала, что кудри у неё могут виться и без специальных приспособлений. Единственное место, где можно было существовать в такие часы - бассейн с прохладной водой. Или дом. Огромный. Неприлично огромный дом Анны и Андрея Моронских. Собственная гавань на берегу живописного канала, соединяющего ее с Мексиканским заливом Атлантического океана. В котором каждый вечер, истратив заряд радиации, топилось измотанное солнце, окрашивая все вокруг золотым, розовым и коралловым. И каждый новый закат не был похож на предыдущий.
Боже, живут же люди!
А люди эти жили в двухэтажном ультрасовременном особняке из стекла и камня. И, похоже, сами не знали сколько в нем комнат. Ну, или Соня просто никогда раньше не видела домов больше пятисот квадратных метров и не представляла, как можно жить в таком вдвоём и не теряться в нем без навигатора. Но, пойди, пойми этих американских пенсионеров! Зачем им двоим громадный домина с гаражом на четыре автомобиля? С бассейном, в котором можно было бы проводить олимпийские соревнования по водным видам спорта. С пальмовой аллеей. Собственной сосновой рощей. Лужайкой для гольфа. И однопалубной, похожей на космическую капсулу, яхтой в доке.
Соня в первый же вечер аккуратно поинтересовалась у Макса, чем занимается Моронский-старший. Но, могла бы и не спрашивать. И без его скупых пояснений не сложно было догадаться - аренда автомобилей, рестораны и недвижимость. Три кита потребительского общества. Людям всегда нужно что-то есть, где-то жить и на чём-то передвигаться.
Соня смотрела на две фигуры в светлом на фоне сочной зелени идеальной лужайки. Андрей и Макс Моронские спорили о высоте взмаха клюшкой и его целесообразности перед ударом. Да, эти люди слишком долго провели в эмиграции, чтобы считаться своими среди бывших соотечественников. Жизнь в Америке отразилась на внешности и образе жизни этих и без того странных русских. И только русская речь, сдобренная крепкими идиоматическими выражениями, доказывала тщетность западного влияния на загадочную русскую душу.
Макс здесь был немного другой. Словно, не было в его жизни последних десяти с лишним лет, проведённых на родине. Он выглядел спокойнее, расслабленнее, что ли. Как в отпуске.