Я киваю и, открыв осторожно дверь, выскальзываю из палаты. На горизонте никого не замечаю, что не может не радовать.
Прежде всего сначала направляюсь к ресепшену, дабы удостовериться, что меня никто не искал. А уже потом направляюсь в сестринскую, предварительно попросив Олю, чтобы, если что-то случится, разбудила меня. И не забыла толкнуть меня в полчетвёртого утра.
Нужно будет принять контрастный душ, позавтракать — и опять в бой.
Зайдя в сестринскую, устроилась на удобном диване и решила почитать книгу, которую взяла сегодня для себя. Открыв её на той странице, где остановилась, продолжила читать.
Перелистывала страницу за страницей, пока глаза мои не заволокла сонная дымка. Я не заметила, как отправилась в царство Морфея.
Сквозь сон почувствовала, как кто-то меня толкает и зовёт.
— Сонь, просыпайся. Ты просила тебя разбудить. Уже полчетвёртого.
Резко распахнув глаза, заметила, что укутана в тёплый плед. Удивилась. Помню, что точно не укрывалась. Тогда кто это сделал?
— Это ты? — кивнула на плед, согревавший мои плечи.
Оля покачала головой и как-то странно улыбнулась. Я прищурилась, но промолчала.
— Иди прими душ, а я пока заварю тебе кофе.
— А на ресепшене кто?
— Я дядь Ваню попросила. А ты беги. Время ещё есть.
Я кивнула, поблагодарив её. Встала, свернув плед, и направилась в душ. Прохладная вода стекала по моему телу, принося мне свежесть и проясняя ум. Перед глазами всплыли картины вчерашнего вечера, как я целовалась с Егором, его слова и объятия.
Что же ты творишь, Ярославская?..
Совсем мозг отключился. Но поделать я с собой ничего не могу.
Из душа я вышла бодрая и отлично выспавшаяся, хотя, по моим ощущениям, не так уж долго я спала. В комнате Оля уже заварила мне кофе, из чашки поднимался ароматный пар. Я улыбнулась и двинулась в сторону небольшого столика.
— Никаких происшествий не было?
— Нет, — девушка покачала головой. — Всё хорошо. Завтракай, а я пойду.
Я кивнула и, обхватив кружку двумя ладонями, поднесла её к губам, отпила.
Глава 23
Соня
Последующие две недели пролетели стремительно и без каких-либо казусов. В первую очередь это касалось Шестинского, который будто залёг на дно.
Виделись мы с ним, несмотря на то, что работали в одной клиники и отделении, достаточно редко: всего несколько раз пересеклись в коридорах, да ещё на общем собрании. И даже там никакого внимания он на меня не обращал, будто я обычный сотрудник у него в подчинении.
И, конечно, всему этому я не могла не радоваться, думая, что наконец-таки Герман Витальевич отстал от меня, поняв, что я не подчинюсь ему. И уж тем более не лягу под него. Тем не менее в глубине души каждый раз шевелился червячок сомнения и неприязни, стоило только ощутить на себе его задумчивый взгляд или даже просто оказаться с ним в одной смене.
Подспудно я по-прежнему ожила от него чего-нибудь эдакого: либо новых дежурств, либо ещё чего похуже. Но нет, ничего из этого не было. И со временем я всё же успокоилась.
После своего последнего дежурства я продолжала работать по обычному своему графику, что, к сожалению, не позволяло мне видеться с Свободиным и побыть хоть пару минут с ним рядом. Лишь редкие встречи взглядами в коридоре клиники. Этого было дико мало. Что меня не могло не огорчать.
Но всё же мы нашли с ним способ общения: обменялись номерами в тот самый, последний день моего дежурства. И после этого часто переписывались, по вечерам созванивались и разговаривали, рассказывая друг другу про свою жизнь.
В большинстве случаев я рассказывала ему про себя. Мужчина же ограничился лишь рассказами про свою карьеру, которые мне было очень интересно слушать, и награды, которых было немало, поскольку Свободин ещё не проиграл ни одного заезда. И я гордилась им, слушая с улыбкой на лице очередной рассказ.
К тому же он побывал в нескольких странах, тогда как сама я не выезжала почти никуда. Лишь несколько раз с родителями на море за границу, посвящая свою жизнь медицине. Но и этого мне было вполне достаточно.
Но несмотря на то, что я гордилась им и его выигрышами, его образ жизни не давал мне покоя. А точнее — его гонки, во время каждой из которых он подвергал риску свою жизнь. Я боялась за него, потому что одна вот такая гонка могла закончиться очень плохо.