Егор: Доброе утро, принцесса. Не буду желать тебе прекрасного дня и настроения. Просто потому, что твоё прекрасное настроение — это я.
Я громко рассмеялась, чуть не опрокинув на себя кружку обжигающего кофе. Какой же он всё-таки самоуверенный мужчина. Но мне всё равно, чёрт возьми, это нравится.
Я: Доброе утро. Не будь таким самоуверенным.
Напечатала и тут же отправила. Через пару мгновений получила ответ от того же пользователя, которому так же, как и мне, видимо, не спалось. До моего выхода из дома оставалось ещё довольно много времени, и я была даже очень рада этому.
Егор: А это разве не так? Не я ли твоё прекрасное настроение?
Я на это только покачала головой, не отвечая на его сообщение. Пускай теперь подумает, так это или всё же нет. Несмотря на то, что меня к нему сильно тянет, я старалась не бросаться с разбегу в этот омут.
Я не знаю Егора толком: какой он человек и что у него в голове. Чётко я понимала только одно: он знаменитость и звезда гонок. Вон, даже девчонки в клинике его знают и буквально капают слюной, глядя на него. Что мне определённо не нравится.
Я ужасно сильно ревновала. И из последних сил сдерживала себя, чтобы не подойти к ним и не оттянуть всех прилипал от Егора за волосы.
И у него может быть любая, какую он только захочет, стоит только ему поманить пальчиком. А я всего лишь обычная медсестра. Без какой-либо соблазнительной фигуры и красивой мордашки. Поэтому я пыталась сохранить холодную голову и рассуждать разумно. Хоть и кажется, что думать об этом уже совсем поздно.
Но в то же время я старалась не думать об этом. А просто плыть по течению.
На работу я приехала вся в снегу — всю ночь и утро шёл крупными хлопьями пушистый снег, а небольшой морозец щипал за щёки. Зима приближалась к концу, и уже через какие-то две недели в окно постучится весна.
В сестринской меня встретила Канаева, которая уже попивала свой чай.
— Привет. Не замело тебя там?
— Привет, Лен. Замело, но добралась без происшествий. Что не может не радовать. Ты сегодня со мной на смене? — спросила, расстёгивая и снимая свой пуховик.
— Да. Нина Михайловна попросила сегодня выйти, потому что Дашка заболела, и её, скорей всего, неделю точно не будет. Поэтому наверняка она её смены на нас раскидает.
Я замерла на мгновение — эта новость мне совершенно не нравилась. Послезавтра мы уже договорились с Егором встретиться, а теперь всё придётся переносить — и неизвестно, на сколько.
Меня заполнили разочарование и грусть, и даже злость на Крылову, у которой так не вовремя что-то там случилось. Я так радовалась, что мы наконец сможем остаться вдвоём, и не придётся скрываться и шифроваться перед Шестинским, чтобы не схлопотать выговор и дежурства. А теперь ничего не получится.
— Ты чего сразу скисла? Ты же знаешь: со старшей, как, впрочем, и с Шестинским, лучше не спорить.
— Да, я знаю, — махнула на неё рукой. — Просто планы были на эти выходные.
— Понимаю, — понимающе кивнула мне. — У самой сегодня были дела, а теперь всё передвинулось на неопределённое время.
Мы обе замолчали, думая каждая о своём. У меня же сегодня по расписанию утром стоит операция вместе с Шестинским и Шведовым, поэтому раздумывать обо всём этом нет времени.
В операционной, как и прежде, все мы работали слаженно и аккуратно, как один большой организм. Операция была не сложная, но довольно-таки изнурительная, и поняла я это, когда вышла из оперблока и почувствовала, как по моему виску стекает капелька пота.
Я сняла шапочку и вышла из помещения, двинувшись в сторону ванной комнаты, и тут меня окликнул Герман Витальевич, от голоса которого я на миг застыла, ожидая чего-то нехорошего.
Развернулась к мужчине, встречаясь с ним взглядом, который был каким-то другим. Но каким, я не могла понять.
— Да, Герман Витальевич. Что-то случилось? — вопросительно посмотрела на него, ожидая его слов и в то же время чего-то боясь.
— Всё хорошо. Операция прошла отлично. Ты, как всегда, молодец, — говоря это, он неожиданно протянул правую руку к моему лицу.
Дотронулся до моего виска, влажных от пота волос и заправил прядь за ухо, при этом улыбнулся… Улыбнулся?..
Поначалу мне захотелось отшатнуться — это было естественной реакцией на него, — но я силой воли приказала себе никак не реагировать на его действия.
— Что вы делаете? — удивлённо, даже шокированно, с нотками недовольства в голосе вскрикнула я.
Его действия и вправду меня шокировали, и я не знала, как к ним относиться. И уж тем более мне не хотелось, чтобы нас кто-либо увидел в стенах клиники, когда Шестинский позволяет себе такие вольности. Могут поползти неприятные слухи. К тому же мне неприятны его касания.