Нежный и сострадательный взгляд матери Бена заставил сердце Синди сжаться, а когда она взяла ее руку в свою, девушка почувствовала, что готова разрыдаться.
На глазах у нее навернулись слезы. Перед тем как ответить, она опустила голову и, проглотив комок в горле, растерла слезы по щекам.
– Да, мне было тяжело, – откровенно призналась Синди. Она подняла глаза и попыталась улыбнуться: – Я… я… – ее голос дрожал, – я очень любила маму.
– Бедное дитя, – прошептала Франциска.
Синди закусила губу, чтобы не расплакаться.
Луиза словно превратилась в каменное изваяние. Во время этого разговора она сидела за столом, уставившись в свою тарелку.
Бен откашлялся.
– Мама, Синтия будет жить здесь у нас.
Его слова взволновали и мать, и Луизу.
– Так Синтия останется? – Мать радостно оживилась.
– Здесь, в доме? – побледнела Луиза.
– Да, – категорично подтвердил Бен. В его глазах горела решимость. – Осенью Синтия пойдет в колледж. Она останется здесь и составит тебе компанию. – Его голос потеплел, когда он обратился к матери.
– Чудесно!
– А как же я? – запротестовала Луиза. – Я ведь тоже могу побыть с твоей матерью.
Беннет нахмурился.
Франциска повернулась к сестре:
– Луиза, право, я тебя не понимаю. Только сегодня утром ты мне сказала, что уедешь, как только вернется Беннет.
– Ну… я думала, что… – Она не знала, что ответить.
– Так о чем же ты думала, Луиза? – Бен поднял брови. Синди уже видела не раз это насмешливое выражение его лица. – Ты раздумала уезжать?
Луиза, загнанная в угол, нервно заерзала на стуле.
– Нет, нет. Мне действительно пора возвращаться домой. Но ты только подумай, – она бросила взгляд на сестру, – как это будет выглядеть… Конечно, моральные принципы сегодня не такие строгие, как раньше. Тем не менее если Синтия останется здесь, то пойдут всякие разговоры, поползут слухи…
Синди подумала, что все женщины одинаково подозрительны и даже думают одинаково. Не она ли говорила Бену, что ее пребывание в доме вызовет пересуды соседей?
– Луиза, ради Бога, перестань! – Казалось, Беннет вот-вот взорвется от негодования.
– Я ничего предосудительного в этом не нахожу, – заметила Франциска.
– К тому же меня здесь не будет, – добавил Беннет.
– Не будет? – в один голос воскликнули Франциска и Луиза; первая – разочарованно, а вторая – радостно.
Беннет покачал головой и продолжил:
– Пока я наслаждался отдыхом, – тут он посмотрел на Луизу, – в офисе скопилось много нерешенных вопросов. И мне придется потрудиться, чтобы наверстать упущенное. Так что я не смогу возвращаться сюда из города каждый день.
– Ну, если надо, то надо, – печально вздохнула Франциска.
Луиза ничего не сказала, хотя по ее лицу было видно, что она озадачена.
«Итак, дорогая тетушка, вам – шах и мат», – обрадовалась Синди.
– А теперь, если вопросов больше нет и все закончили есть, то… – он взял руку Синди, -…то я собираюсь официально объявить о нашей помолвке.
Он разжал кулак, и Синди увидела на его ладони красивое колечко. От волнения она почувствовала внутренний трепет, и ее сердце радостно забилось.
– Ой! Беннет, ведь это же обручальное кольцо твоей бабушки. Ты его сохранил? Просто чудесно! – Франциска посмотрела на сына нежным, полным материнской любви взглядом. – Если честно, то мне показалось странным, что у Синтии нет кольца.
Руки Синди дрожали, когда Бен осторожно надел ей на палец кольцо, принадлежавшее когда-то его бабке.
– Невероятно, оно оказалось точно впору, – воскликнула Франциска. – Мне кажется, что это счастливый знак. Моя мать носила его более шестидесяти лет и очень им дорожила.
Синди опустила голову и удивленно посмотрела на свою левую руку, будто видела ее впервые.
Рассмотрев внимательно изящное колечко, она восхищенно выдохнула.
Благородный, мягкий блеск золота изумительно оттенял и гармонично сочетался с ослепительным сиянием бриллианта, в центре которого искрилась розовая точка, от которой звездочкой разбегались такие же розовые лучики. Камень засверкал, когда солнечный свет преломился в его многочисленных гранях. Бриллиант лежал на маленьком лепестке золотой розочки, как капля утренней росы.
Синди чувствовала себя просто ужасно. Ей хотелось закричать или разрыдаться. Но не от счастья, которое переполняет сердце влюбленной, получившей от жениха знак его признания в любви. Ей хотелось плакать от стыда и раскаяния, которые охватили ее в этот момент. Ей стало стыдно перед матерью Бена за их бессовестный обман. Франциска, милая, сердечная женщина, не заслуживала, чтобы ее так обманывали.