— А почему у тебя с мамой плохие отношения? — поинтересовалась я. Хэлл ответил не оборачиваясь:
— Я сказал не плохие, а напряженные.
— Ну, напряженные… какая к черту разница… — проворчала я так тихо, что никто бы и не услышал. Но только не Хэлл. У него просто супер-слух! Чтоб его…
— Есть разница. Мы иногда не понимаем друг друга, вот и все, — холодно ответил он и повернулся ко мне, все еще держа в руках фото. На нем были изображены трое: я, мама и Томас. Уже без папы.
— Очень милая фотография, — улыбаясь, произнес Хэлл. Надо же, как быстро у него меняется настроение.
— Сколько тебе здесь? — спросил он.
— Четырнадцать.
— Хм… очень…
— Мило?
— Нет, красивая, — его улыбка была похожа на улыбку Чеширского кота, — Ты.
Я стояла и не знала, что сказать. Поблагодарить? Нет, пожалуй, лучше сменить тему, пока он не начал ее развивать.
— Э… кофе будешь? — спросила я. Хэлл посмотрел на меня так, будто я сказала какую-то глупость, и ухмыльнулся.
— Я не пью… кофе.
Я пожала плечами.
— Ну, извини, вина у меня нет.
— Спасибо, Амелия, я ничего не хочу.
Он поставил фото обратно на комод, и стал медленно подходить ко мне. Я самопроизвольно попятилась.
— А я, пожалуй, выпью кофе, — воскликнула я, и начала двигаться по направлению к кухне.
— Подожди.
Я остановилась. Черт.
— Что? — буркнула я.
— Да нет… ничего, — задумчиво произнес Хэлл.
— Хм… ну ладно… я сейчас вернусь.
Я пошла на кухню, оставив Хэлла одного, он возобновил просмотр моих детских фотографий. Нужно выпроводить его, и поскорее. Иначе я, в конце концов, перестану собой владеть, и наброшусь на него с поцелуями. Какая же я идиотка. Прекрасно знаю, что не следует влюбляться в парней вроде него, и все равно это делаю!
Пока варился кофе, я то и дело поглядывала на часы. Как же медленно идет время… Восемь часов. Было бы девять, я могла бы сказать, что мне завтра в школу и пора ложиться спать. Представляю, как бы он похохотал надо мной. Наверняка, обозвал бы ребенком или еще чем-нибудь подобным. Ну и пусть. Наплевать.
Я налила кофе в свою любимую кружку с надписью «Мамочка, в этом году я вела себя хорошо» (ее мне подарила на Рождество мама в надежде, что мое поведение хоть немного будет соответствовать надписи на ней), и вошла в гостиную. Хэлл стоял у окна, сложив руки за спиной.
— Прекрасный вечер, не правда ли? — спросил он. Я поставила кружку на столик, и подошла к окну. На беззвездном небе светила полная луна.
— Да… пожалуй…
Хэлл обернулся, и наши взгляды встретились.
— У тебя удивительно красивые глаза, Амелия.
Ну вот. Начинается.
— Спасибо за комплимент, конечно, но мне кажется, тебе уже пора, Хэлл…
— Я никуда не тороплюсь, — ухмыльнулся он, и, грациозно (впрочем, как всегда) опустился на кресло. Да уж, наглости ему не занимать.
— Хм… ты что, до утра тут собрался сидеть?
— Нет, я уйду тогда, когда посчитаю нужным.
— Тебе когда-нибудь говорили, что ты жуткий наглец?
— Да, упоминали пару раз, — и снова эта чертова ухмылка. Я нахмурилась.
— Не надо хмуриться, Амелия, тебе это не идет.
— А ты не указывай мне, что делать, — буркнула я. Он тихонько засмеялся. Как же меня это бесит!
— Ладно, давай не будем ссориться, — мягко произнес он, встал и начал медленно двигаться ко мне. Я уже хотела сказать, чтобы он не делал этого, но он вдруг остановился, и стал будто прислушиваться к чему-то.
— Ты чего? — спросила я. Хэлл как-то странно взглянул на меня, но ничего не сказал. Игнорирует меня?
— Эй, ты меня слышишь?
— Слышу, — просто сказал он.
— Хм… ну что ж… уже поздно… и… — Да уж, словарный запас у меня не богатый. Ну что бы ему такое наврать, чтобы он ушел?
Он стоял всего в шаге от меня, и не сводил с меня глаз. Особенно его привлекли мои губы, и, как ни странно, шея. Я чувствовала, как мои щеки заливаются румянцем.
— Амелия? — он протянул руку, и погладил меня по щеке. От его прикосновения у меня мурашки побежали… Хэлл приблизился совсем близко, наши лица разделяли всего несколько дюймов… его губы почти коснулись моих…
Тут хлопнула входная дверь, и в гостиную вошел мой брат.