Глава 14
Ему предоставили много свободы. Сколько угодно свободы. В Саламанке он мог бывать везде, где пожелает, и не менее активно участвовать в жизни общества, чем даже когда он пребывал зимой и весной в Лиссабоне. Все к нему относились уважительно, любезно и с симпатией. Многие офицеры, с которыми приходилось встречаться, приглашали его к себе в гости.
Иногда ему казалось, что было бы, пожалуй, лучше, если бы его заключили в тюремную камеру. Временами он даже сожалел о том, что дал слово чести. Если бы он сидел в камере, он мог бы попытаться бежать. Во всяком случае, было бы чем заняться, на что-то надеяться, по крайней мере не скучно было бы жить.
Прошла весна, настало жаркое лето, и летняя кампания должна была вот-вот развернуться в полную силу. Он с удовлетворением видел, что французы почти сразу же клюнули на ложную информацию, в которой ему как-то удалось их убедить. Маршал Ней, с мая стоявший под стенами Сьюдад-Родриго, перешел в наступление всерьез, и 10 июля, после того как были проломлены ее стены, крепость пала.
Французские офицеры, с которыми общался капитан Блейк, с удовольствием сообщали ему такие новости и добродушно подшучивали над его попытками убедить их начать наступление на юг, чтобы отвлечь армию от практически беспрепятственной дороги на Лиссабон. К ТОМУ же им нравилось презрительно высмеивать Веллингтона и английские вооруженные силы, не пришедшие на выручку павшей крепости.
Новость о падении крепости Сьюдад-Родриго он воспринял с удовлетворением, зная, что лорд Веллингтон действует мудро и что английским вооруженным силам в соответствии с планом не нужно ввязываться в военные действия. Сообщение о том, что французы подошли к португальскому форту Алмейда, было не так просто воспринять. Бойцы дивизиона легкой артиллерии под командованием генерала Кроуфорда устраивали засады на пути передовых отрядов французов, завязывали перестрелки и всячески беспокоили маршала Нея и его солдат там, где их меньше всего ждали.
Среди них были и стрелки из 95-го полка. Его люди.
Потом, к концу июля, дивизион легкой артиллерии оказался отрезанным от своих на испанской стороне реки Коа, и только мост соединял их. Стрелки 95-го полка не подвели, сдерживая натиск превосходящих сил французов, пока артиллеристы и кавалерия отступали по мосту и занимали укрепленную позицию на другом берегу реки. Они вели себя как герои.
— Вам повезло, — хохотнув, сказал Блейку французский лейтенант, — много ваших людей полегло в бою, месье. Может быть, окажись вы там, и вас бы уже не было в живых. А вы живете здесь тихо и спокойно.
Да. Тихо и спокойно. Рука капитана, лежавшая на колене, разжалась и снова сжалась в кулак. Он находился в плену месяц, а кажется, что целый год. Не год. Десять лет. Французы нападут на Алмейду и, вероятнее всего, возьмут ее в течение нескольких недель, причем сомнительно, что Веллингтон бросится на защиту крепости. А потом они вторгнутся в Португалию и направятся на запад в Коимбру и на юг в Лиссабон. Возможно, где-нибудь по дороге Веллингтон из гордости остановит их, тщательно выбрав подходящее место, как он это делал всегда. Если же его усилия не сдержат французов, то последует отступление за линии обороны Top-риш-Ведраша, которые уже наверняка остановят французскую армию и она будет истреблена зимними холодами и голодом. Англичане же проведут зиму в относительном комфорте, моля о подкреплении скупое английское правительство и надеясь в следующем году активизировать военные действия и пройти по территории Португалии и Испании, гоня французов перед собой. Тогда англичане начнут такую войну, которая позволит откусывать кусок за куском от империи Наполеона Бонапарта. А он, Роберт Блейк, лучший стрелок 95-го полка, будет находиться в плену у французов, далеко от своих людей и от военной кампании. По подсчетам капитана Блейка, на обмен можно было надеяться не раньше следующей весны.
Бывали моменты, когда потребность быть со своим полком, потребность быть свободным, казалось, пересиливала необходимость держать слово чести. Временами он думал о побеге. Сбежать было бы проще простого. За ним даже не следили. И не было у него никаких ограничений, кроме тех, которые налагало на него слово чести. И сабля, и винтовка по-прежнему находились в его распоряжении.
Но разумеется, он не пытался бежать, потому что, как бы там ни было, честь была превыше всего. Честь сделала его человеком, которого он сам мог уважать. Он оставался на месте, хотя и нервничал.
Все было бы не так уж плохо, часто думал он, если бы не Жуана, маркиза дас Минас.
Они постоянно встречались. Его часто приглашали на ужины и приемы, и, хотя он предпочел бы жить отшельником, от большинства из них он не мог отказаться. И куда бы он ни пошел, она тоже была там. Оно и понятно. Подобно англичанам, французские военные были далеко от дома и своих женщин. По отношению к ним, в отличие от англичан, местные женщины были в своей массе настроены враждебно. Поэтому понятно, что тех француженок, которые здесь оказались, приглашали всюду, особенно таких красивых, таких обворожительных, как Жуана.
Капитан Блейк наблюдал, как десятки ее соотечественников подпадают под ее обаяние и униженно бегают за ней с той же собачьей преданностью, как и ее поклонники в Лиссабоне и Висо. Он стискивал зубы, понимая, как легко и просто стать одним из толпы ее обожателей. Даже несмотря на то что она была его врагом — его страны и его личным, — он чувствовал, как его взгляд непроизвольно следует за ней по комнате, с удовольствием задерживается на ее изящной фигурке, отмечая, что в Саламанке она стала отдавать предпочтение ярким тонам.
Иногда он ловил себя на том, что ненавидит полковника Марселя Леру и что ему хочется разодрать его на части не только потому, что он руководил его допросом, а потому, что Жуана открыто отдавала ему предпочтение перед всеми остальными своими поклонниками. Нетрудно было догадаться почему: полковник был красив и обаятелен.
Однако с ним она тоже флиртовала. Похоже, она не забыла, как в первый вечер заявила ему, что заставит его влюбиться. И где бы он ни появился, она не оставляла его своим вниманием.
— Жанна, — сказал ей однажды на приеме полковник Рэдиссон, когда все изнывали от стоявшей в тот день жары, — если вы и дальше будете проявлять к капитану Блейку столь явное дружеское участие, то пойдут слухи о том, что ваша лояльность сомнительна.
Она весело рассмеялась.
— Но мне его так жаль, Ги. Видите ли, он не только шпион, но и солдат. И ему очень хочется быть сейчас со своим полком, когда начались боевые действия. Ведь правда, Роберт?
— Разве могу я в данный момент хотеть быть где-нибудь еще? — спросил он таким любезным тоном, что только она поняла, как неискренни его слова.
Она снова рассмеялась.
— И ему очень хочется, чтобы наша армия шла в наступление другим маршрутом, Ги. И в том, что они движутся этим путем, виновата я. Чувствуя за собой вину, я все время хочу доказать капитану Блейку, что я вовсе не чудовище.
— Чудовище? — нежно глядя на нее, повторил полковник. — Кто, глядя на вас, может подумать такое?
Она взглянула на него широко распахнутыми глазами.
— Здесь так жарко. Или мне только кажется? Будьте любезны, Ги, принесите мне стаканчик какого-нибудь прохладительного напитка.
Полковник Рэдиссон, щелкнув каблуками, без лишних слов стал пробираться сквозь толпу гостей.
Она любила таким способом оставаться с ним наедине и часто им пользовалась.
— Но, пожалуй, еще лучше будет выйти на свежий воздух, не так ли? Проводите меня, Роберт. — Она взяла его под руку.
— Бедняга полковник будет вынужден стоять с вашим стаканом прохладительного напитка, — сказал он.
Она пожала плечами.
— Он может выпить его сам. Здесь слишком жарко.
— Жуана, — спросил он, — зачем вы его дразните? — Они вышли в тенистый внутренний дворик, где прогуливались несколько гостей. Он не стал развивать свою мысль.
Она взглянула на него без улыбки.
— Потому что таким способом я испытываю свои силы. Ведь любой мужчина бросается исполнять мои желания, стоит лишь пальчиком поманить. Вы сами видели. Мне нужны в жизни более трудные задачи. Меня возбуждают опасность, риск.