Капитан Блейк был готов убить его, сам презирая себя за свое намерение, и ненавидел полковника за то, что тот у него на глазах демонстрирует свои чувства.
Однажды, когда он и полковник столкнулись лицом к лицу на каком-то приеме и, держа бокалы в руках, вежливо кивнули друг другу, полковник решил заговорить.
— Надеюсь, вам нравится в Саламанке, капитан? — спросил он.
— Благодарю, я чувствую себя вполне комфортно, — ответил Блейк.
Полковник холодно усмехнулся.
— Мы обращаемся с нашими пленными уважительно, как и вы с нашими. И ожидаем, что наши пленные будут с уважением относиться к нам и нашим дамам.
Блейк удивленно приподнял брови.
— Мне не хотелось бы, чтобы у вас были неприятности из-за несоблюдения данных правил, — сказал полковник Леру. — Надеюсь, вы меня поняли, капитан?
— Да, полковник. Я понял, что вы боитесь конкуренции. Успокойтесь и перестаньте бояться.
Леру кивнул и отошел от него.
Пустячок. Не заслуживающий внимания инцидент. Но предупреждение прозвучало. Не позволяя себе грубостей, они дали понять, что яростно ненавидят друг друга.
Так что, естественно, он решил отказаться от приглашения. Однако в тот самый день, когда доставили приглашение, он получил надушенное письмо, надписанное элегантным женским почерком. Письмо было от Жуаны. Она умоляла его прийти на прием.
«Мне необходимо поговорить с вами, — писала она, — а вы меня избегаете, негодник вы этакий. Мне даже кажется, что вы боитесь меня. Неужели правда, Роберт? Тем не менее мне нужно поговорить с вами. Дело очень срочное, и я знаю, что ваша галантность — да и любопытство тоже — заставит вас прийти. Значит, до завтрашнего вечера. Ведь вы придете? Не подведете меня? Не надо отвечать на мое письмо. Я уверена, что вы меня не подведете».
В течение нескольких минут он сидел, постукивая конвертом по ладони и пытаясь собраться с мыслями, что же он должен был сделать. Он понимал, что нельзя уподобляться мужчинам, которыми она помыкает, что не следует бросаться исполнять ее приказание, как только она поманит пальчиком.
Что за очень срочное дело? Ей захотелось еще поцелуев? Ей хочется еще раз убедиться, что он страстно желает ее?
Она пишет, что дело очень срочное. Возможно, что-нибудь более серьезное?
Он недолго боролся с собой. Зачем попусту тратить время? Как только он получил письмо, он больше не сомневался, что пойдет туда. Конечно, пойдет. Зачем притворяться перед самим собой, что он может устоять перед ее требованием?
Разумеется, он пойдет.
Ситуация действовала на нервы. Она ждала почти три недели. Чуть меньше, чем планировала. Прием у полковника Леру показался ей весьма удобным случаем. Но от Дуарте не было никаких известий. Правда, она их и ждать не могла. Она не знала даже, здесь ли он или еще в дороге. Удастся ли ему проникнуть в Саламанку, не говоря уже обо всем остальном?
План, казавшийся ей таким логичным, когда она его обдумывала в Португалии, теперь представлялся опасным и крайне рискованным. Беда в том, что если что-нибудь не сработает, если Дуарте не придет, то пострадает Роберт. А если Дуарте придет и его поймают… Она не позволяла себе даже думать об этом.
Война — опасное занятие, напомнила она себе, тем более что сейчас она является активным ее участником. Ей оставалось лишь надеяться, что все пройдет так, как она запланировала.
Написав письмо Роберту, она догадывалась, что полковник направил и ему приглашение. В Саламанке ощущался явный дефицит английских пленных, поэтому все, как бы соревнуясь друг с другом, старались быть с ним как можно любезнее. Роберта приглашали повсюду, хотя она успела заметить, что за последние несколько недель он отказывался от доброй половины приглашений. С тех самых пор как она спровоцировала тот неприличный инцидент с поцелуями…
Он мог отказаться прийти. А она не могла рисковать, поэтому и написала письмо. Она терзалась сомнениями и пребывала в тревожном ожидании весь день перед приемом, хотя в глубине души была уверена, что он придет. Она хорошо знала его. Ей даже казалось, что она знает его мысли.
Она знала, что он придет. Тем не менее червячок сомнения продолжал точить ее. А если не придет? Тогда, подумала она, нужно будет организовывать что-то на следующий день. Она сказала Дуарте: три недели, а три недели еще не совсем истекли. Она была не из тех, кто заранее мучится всякими страхами. Она не позволит им одолеть себя и сейчас.
Поэтому улыбающаяся и оживленная маркиза — на сей раз в ярко-розовом наряде — прибыла в дом, где проживал полковник, и, протянув ему обе руки, позволила поднести их одну за другой к губам. Такое вполне можно было вынести, подумала она, если вообразить, что скоро она с ним разделается.
— Жанна, — прошептал он, — ты стала еще красивее. Разве я не говорю это всякий раз, когда вижу тебя?
— Да, — улыбаясь, сказала она, — но всегда ли вы говорите правду, Марсель? Я думаю, вы мне просто льстите.
— Как вы можете такое говорить? — воскликнул он, и в глазах его появился тот самый огонек, который еще несколько недель назад предупредил ее, что надвигается кризис и что скоро ей станет трудно держать его на расстоянии. Возможно, именно поэтому она сократила срок ожидания Дуарте. — Если бы вы позволили, Жанна, я доказал бы, что в моих словах нет ни капельки лести. — Он пожал ее руки.
Она рассмеялась и отобрала у него руки.
— Марсель, — игриво сказала она, — у вас есть и другие гости. — Она небрежно окинула взглядом зал, улыбаясь знакомым мужчинам и отыскивая капитана Блейка, которого, как и ожидала, обнаружила стоящим в самом дальнем углу комнаты. Она не подала виду, что заметила его, и отвела от него взгляд.
За ужином она сидела за столом между полковником и генералом Форже, ела, хотя все блюда казались ей безвкусными, и весело болтала со своими соседями, а также с джентльменами и одной дамой, сидевшими напротив.
После ужина она позволила сопроводить себя в гостиную и провела там целый час сначала с полковником, потом без него, расхаживая среди гостей, подавляющее большинство которых составляли офицеры французской армии. Она болтала, смеялась, флиртовала, стараясь держаться подальше от капитана Блейка, который тоже не делал попыток подойти к ней.
Наконец, сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы успокоиться и убедиться, что дежурная улыбка сияет на губах, она пересекла комнату и положила руку на рукав полковника Леру.
— Жанна, — оглянувшись, воскликнул он, — а я уж подумал, что вы предпочли мне общество моих многочисленных соперников.
— Марсель, — сказала она, взглянув на его собеседников, — можно попросить вас на пару слов?
Извинившись, он шагнул к ней.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, — дрожащим голосом ответила она. — Не думаю. Какая-то глупость. Не могу найти свое кольцо. Оно очень ценное — подарок моего покойного мужа по случаю помолвки.
Он встревоженно взглянул на нее.
— Оно было на мне, когда я вышла из дома тетушки. Я даже помню, как вертела его на пальце — есть у меня такая привычка. Чтобы не делать этого, я засунула руки в карманы накидки. Возможно, кольцо осталось в кармане.
— Я немедленно пошлю наверх слугу, чтобы проверить, — сказал он.
— Я буду чувствовать себя глупой, если кто-нибудь узнает, что я так неосторожна, — сказала она. — Кольцу цены нет, Марсель. А что, если вы…
— Поищу его сам? — спросил он. — Ну конечно, Жанна. Ради вашего спокойствия я сделаю все, что угодно. Накидка у вас розовая, в тон вашему платью? Почему бы вам не пойти вместе со мной?
— Если мы исчезнем вместе и нас не будет какое-то время, все обратят внимание на наше отсутствие. К тому же я, возможно, обронила кольцо в карете.
— Там я тоже поищу, — пообещал он, пожимая ей руку. — Оставайтесь здесь, Жанна, и развлекайтесь. Я найду кольцо, не бойтесь.
Найти-то найдет, подумала она, но не скоро. Кольцо она сама спрятала между спинкой и сиденьем в своем экипаже. Но дверца экипажа заперта. Ему придется разыскивать ее кучера.