Полковник кивнул одному из сержантов, расстегивавшему ремень, на котором висела сабля капитана.
— Больше он вас не потревожит, Жанна, — заверил Леру. — У меня для него есть на примете специальная темница, в которой обычно содержатся наши друзья испанцы. Посмотрим, не охладит ли она ваш пыл, капитан Блейк.
Он не сказал ничего, только продолжал смотреть на Жуану. Она не могла заставить себя посмотреть на него, но чувствовала на себе его сверлящий взгляд.
— Не забудьте, что он дал слово чести, Марсель, — напомнила она.
— Он нарушил слово, — резко произнес он и подал сержанту знак большим пальцем. Жест был до боли знакомым, он преследовал Жуану в ночных кошмарах. — Уведите его. Да будьте осторожнее, не расстраивайте гостей его видом. Я приду через несколько минут.
— Боже мой! — воскликнула Жуана, хватаясь за край письменного стола. — Кажется, я теряю сознание.
Как она поняла позднее, она хорошо сыграла свою роль. Если не считать того, что это была вовсе не игра.
Глава 16
Он находился там уже пять дней, возможно, дольше. Трудно следить за сменой дня и ночи, когда в темницу не проникает дневной свет. Когда к нему долго-долго никто не приходил, он понимал, что была ночь. А когда ему приносили скудную пищу и затхлую воду и начинали бить, должно быть, был день. Значит, прошло пять дней. Возможно, шесть.
Он больше не был связан словом чести — мысль, пришедшая в его голову, даже позабавила его. Он не раз ждал, чтобы создалась именно такая ситуация и чтобы он без помех смог направить всю свою энергию на подготовку побега. Побег! Трудно осуществить побег из подземной каменной темницы, единственная массивная дверь которой открывалась только для того, чтобы впустить головорезов, двое из которых вставали на страже, а трое принимались избивать его.
Должно быть, сейчас ночь, думал капитан Блейк, или скоро наступит ночь. Сквозь прутья решетки на двери ему сунули кусок хлеба, который упал на грязный пол часа два назад, и он знал, что теперь очень долго он не получит никакой еды. Он заставил себя расслабиться, лежа на голом полу, служившем ему постелью. За долгие годы солдатской жизни он научился переносить почти любые неудобства и спать практически в любых условиях. Ему нужно отдохнуть. Значит, он будет отдыхать.
Он вытянул болевшие ноги, положил одну руку на избитую, возможно, даже со сломанными ребрами грудную клетку, а другой прикрыл разбитое лицо с заплывшими глазами и провел языком по распухшим, запекшимся губам. К счастью, ему не выбили зубы… пока. Все остальное заживет, если только полковник Леру не собирается забить его до смерти. Сам полковник появился лишь в первую ночь, чтобы продолжить то, что начал в своем доме, — избиение капитана до бессознательного состояния.
Хорошо еще, подумал капитан Блейк, что к нему не применяли пыток. Конечно, если не считать избиений. Но их пыткой не назовешь. Случалось и раньше, что его избивали. Бывали драки, которые он проигрывал, хотя за последние годы таких было немного, потому что вес его мускулистого тела теперь соответствовал росту, к тому же он стал офицером.
Он попытался заснуть. Дощатый пол был жестким. Но он привык спать на жесткой земле. Было холодно. Но и к холоду он привык. У него болело все тело. Но и боль он умеет переносить.
Она его одурачила, выставила полным идиотом. А он-то, глядя в ее глаза, начал верить в искренность ее слов. Искренность! Черта с два!
Я люблю тебя.
Он повернул голову и поморщился. Она обманула его дважды: первый раз ему в семнадцать лет было простительно попасться на ее удочку, но теперь-то ему двадцать восемь лет, и он считает себя умудренным опытом человеком! Нельзя сказать, что и сейчас он поверил ей. Но страстно желал ее, даже зная, кто она такая и что собой представляет.
Она опасная женщина, которая пользуется своими женскими чарами, как мужчина шпагой.
Вот уже пять — или шесть? — дней и ночей он изо всех сил старается выбросить ее из головы, чтобы заснуть. Но ему легче было бы простить полковника Леру и его головорезов, чем ее. Полковник по крайней мере считал, что у него есть все основания наказать его, хотя наказание было несколько чрезмерным. Но она? Какие у нее были основания сделать с ним такое? Ведь он и без того находился в плену? Ему на ум приходило только одно объяснение. Хотя он признавался в своем физическом влечении к ней и не раз подтверждал его своим поведением, он не желал превращаться в ее раба.
Ей, судя по всему, требовалось превращать мужчин в рабов, а он не желал попадать в рабство. Значит, его следовало наказать. Интересно, знала ли она о подземной темнице и обо всех жестоких избиениях в дополнение к тому, свидетельницей которого она стала в тот вечер? Была ли она теперь довольна или, может быть, вообще забыла о нем?
Эх, попадись она ему в руки минут на пятнадцать… нет, даже на десять!
В скважине замка заскрежетал ключ. Не шевелясь, он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Дверь могли отпирать только с одной целью. Черт побери! А он-то думал, что сейчас ночь. Возможно, они решили не оставлять его в покое и по ночам?
— Вставай! — приказал чей-то голос.
— Да пошел ты, — автоматически ответил он. Дух его им не удалось сломить. И никогда не удастся.
— Ты должен идти, — продолжал тот же голос. — Сию же минуту. Приказ генерала. Нельзя терять ни одной минуты.
Его выводят из камеры? Вот так штука! Видно, намерены подвергнуть пыткам. «Помоги мне, Господи, не доставить им такой радости и не сломаться», — мысленно взмолился он.
— Поднимайся! — Капитан Блейк вдруг заметил, что солдат как будто нервничает. Потом в камеру вошли еще люди. К нему они не приближались, но, насколько он мог разглядеть при свете факелов, горевших в коридоре, мушкеты в их руках были нацелены на него.
Он медленно поднялся на ноги.
— Руки за голову! — рявкнул один из них.
Он нехотя подчинился. Другой подошел к нему и, сняв одну за другой с головы руки, крепко связал их за спиной. В его спину уперлись дула мушкетов. Хорошо еще, что к мушкетам не присоединены штыки, подумал он. Ему было приказано выйти в коридор.
Хотя была ночь, свет факелов в коридоре и даже свет луны и звезд снаружи, когда они вышли из здания, почти ослепил его, и глазам было невыносимо больно. Его повели по какой-то улице, повернули за угол, потом по другой улице к знакомому дому генерала Валери. Затем его втолкнули внутрь.
Ну что ж, подумал он, как видно, генералу больше нечем занять своих гостей. Теперь в качестве развлечения им предложат пленного. Очень мило!
— Оставьте их здесь, — приказал кто-то, говоривший по-французски с сильным акцентом. — Да складывайте в кучу прямо здесь. — За спиной загромыхали сбрасываемые на пол мушкеты. — Они ни с кем не связывались, Эмилио? И не имели возможности зарядить мушкеты? Ладно. Значит, это он и есть? — Говоривший перешел на испанский и окинул взглядом капитана Блейка. — Подойдите сюда, пожалуйста, сеньор.
Капитан Блейк огляделся вокруг и заметил, что один из пятерых мужчин, которые привели его сюда, не был одет в мундир французского солдата. Мужчина усмехнулся.
— Только мое ружье заряжено, сеньор, — сказал он, пожав плечами, — но пули предназначены не вам, а французским свиньям. — Он жестом указал на открытую дверь гостиной, которую капитан Блейк не раз посещал. Нижняя часть лица мужчины была завязана платком.
Жуана получила известия от Дуарте только через четыре дня после инцидента на приеме полковника Леру. Она была почти в панике, хотя проводила время, как обычно, прогуливаясь по великолепной плаза Майор в окружении свиты поклонников, участвуя во всякого рода светских развлечениях, всегда веселая, кокетливая, с очаровательной улыбкой на губах.
С особым упорством она расточала свои чары на полковника Леру, которому однажды вечером, когда он провожал ее домой, даже позволила поцеловать себя в губы — сжатые губы! Она думала, что наверняка умрет, однако, выждав несколько секунд, она лишь мягко отстранилась и мечтательно улыбнулась, представив себе, что он уже убит.