Наконец, много позже, Карла обессиленно склонила голову на его плечо, и вода успокаивающе ласкала их разгоряченные тела.
Когда они выбрались из бассейна, Чезаре, закутав Карлу в мягкое полотенце, на руках отнес ее в дом – наверх, в спальню, чтобы там опять заняться с ней любовью. Засыпая и просыпаясь, они наслаждались друг другом до тех пор, пока утренние лучи солнца не пробились сквозь шторы на окнах. Чезаре пригладил взъерошенные волосы Карлы, улыбаясь ей.
– Теперь завтракаем, – сказал он, – а потом, увы! В Рим. Во второй половине дня у меня там деловой обед, увильнуть от которого не в моих интересах.
Карла внимательно посмотрела на Чезаре.
– Да и мне надо позвонить своему редактору. – Она тоже улыбнулась и коснулась рукой его подбородка с заметной двухдневной щетиной. Отрасти Чезаре бороду, он стал бы очень похож на своего древнего предка с портрета Лучиезо. Эта мысль позабавила Карлу.
Однако сейчас ей было не до веселья. Таившаяся где‑то в глубине души тревога внезапно вспыхнула с новой силой и не отпускала ее всю обратную дорогу в Рим.
Захочет ли Чезаре увидеть меня снова, или это все, что мне судьбой предопределено получить от него?
Но все разрешилось само собой. Остановив машину возле дома Карлы, Чезаре почти обыденным жестом положил ладонь на ее затылок, чтобы приблизить лицо к своим губам для прощального поцелуя. Как оказалось, прощального лишь на сегодняшний вечер.
– Сегодня вечером я занят, – с улыбкой сообщил он, – но следующая ночь – наша. Скажи мне, как ты относишься к опере?
Карла улыбнулась, не позволяя облегчению отразиться на лице.
– Боюсь, весьма предсказуемо. Верди и Пуччини – это хорошо, Вагнер и современные композиторы – не очень…
Чезаре засмеялся.
– А как насчет Доницетти? – насмешливо прозвучало вслед, когда она уже выбралась из автомобиля и направлялась к дому.
– Ну, бельканто я еще смогу как‑то выдержать, – ответила Карла и тоже засмеялась.
– Отлично. Сможешь встретить меня перед началом представления? Я напишу тебе, где именно. Тогда мы предварительно выпьем, а поужинаем по окончании оперы. Тебя это устраивает?
Меня устроит все. Все, что угодно!
Эти слова мысленно витали в голове Карлы, но вслух она их не произнесла и просто благодарно улыбнулась.
– Превосходная идея, – ответила Карла.
Не оглянувшись, она отворила дверь и вошла во внутренний дворик дома. Только здесь она, зажав в руке ключ от своей квартиры, дала волю ликующей радости и облегчению.
– Как продвигается статья?
Чезаре сидел на балконе гостиничного номера. Деловую одежду он сменил на светлые брюки и рубашку поло. Длинные ноги в мокасинах ручной работы были расслабленно вытянуты.
Вдали смутно поблескивало озеро Гарда, под водами которого скрывались ледниковые глубины, а поверхность отражала окружающие его альпийские горы.
Чезаре со щелчком открыл банку пива, которую только что достал из мини‑бара в номере. Наслаждаясь прохладным напитком, он чувствовал себя вполне удовлетворенным. Его манила перспектива предстоящего уик‑энда с Карлой. Это вызывало в нем положительные эмоции, ощущение внутреннего комфорта. Так случалось всегда, когда они бывали вместе.
Я не ошибся в ней.
В обществе Карла могла показаться сдержанной и невозмутимой, даже слегка апатичной, но когда они оставались одни… О! Она становилась совершенно другой! Чезаре ощутил немедленную реакцию тела на эти воспоминания. Стоило ему прикоснуться к Карле, она мгновенно тянулась к нему подобно язычку пламени зажженной спички. Страсть вспыхивала, как фосфор, пылкая и жгучая. А их телами правило бал необузданное желание.
Но не только чувственное наслаждение удерживало Чезаре рядом с Карлой уже довольно длительное время. Прошло шесть месяцев с начала их отношений, но он еще не насытился ею, и их связь пока не утомила его. Главное, она не цеплялась за него. Конечно, ему не нравилось, когда Карла изредка отказывалась от встречи, объясняя необходимостью срочно закончить какую‑то работу. Но он с пониманием относился к этому и уважал Карлу за такое отношение к делу.
Чезаре прикрыл глаза, отдаваясь воспоминаниям. Его отец никогда не проявлял подобного отношения к матери. Он считал, что графине надлежит быть лишь покорной женой, посвятив свою жизнь угождению своенравному мужу. Даже больное сердце матери не делало отца терпимее и добрее.